"Рюноскэ Акутагава. Зубчатые колеса" - читать интересную книгу автора

смотреть в окно. Тут поодаль среди низкорослых сосен - вероятно, на старом
шоссе - я заметил похоронную процессию. Фонарей, затянутых белым, как
будто не было. Но золотые и серебряные искусственные лотосы тихо
покачивались впереди и позади катафалка...
Когда наконец я вернулся домой, то благодаря жене, детям и снотворным
средствам два-три дня прожил довольно спокойно. Из моего мезонина вдали за
сосновым лесом чуть виднелось море. Здесь, в мезонине, сидя за своим
столом, я занимался по утрам, слушал воркованье голубей. Кроме голубей и
ворон, на веранду иногда залетали воробьи. Это тоже было мне приятно.
"Вхожу в чертог радостных птиц" [радостные птицы - метафорическое название
сорок; выражение, данное в кавычках, использует эту игру слов], - каждый
раз при виде них я вспоминал эти слова.
Однажды в теплый пасмурный день я пошел в мелочную лавку купить чернил.
Но в лавке оказались чернила только цвета сепии. Чернила цвета сепии
всегда расстраивают меня больше всяких других. Делать было нечего, и я,
выйдя из лавки, побрел один по безлюдной улице. Тут навстречу мне, выпятив
грудь, прошел близорукий иностранец лет сорока.
Это был швед, живший по соседству и страдавший манией преследования. И
звали его Стриндберг. Когда он проходил мимо, мне показалось, будто я
физически ощущаю это.
Улица состояла всего из двух-трех кварталов. Но на протяжении этих
двух-трех кварталов ровно наполовину белая, наполовину черная собака
пробежала мимо меня четыре раза. Сворачивая в переулок, я вспомнил виски
"Black and white". И вдобавок вспомнил, что сейчас на Стриндберге был
черный с белым галстук. Я никак не мог допустить, что это случайность.
Если же это не случайность, то... Мне показалось, будто по улице идет одна
моя голова, и я на минутку остановился. На обочине дороги за проволочной
оградой валялась стеклянная миска с радужным отливом. На дне миски
проступал узор, напоминавший крылья. С веток сосны слетела стайка
воробьев. Но, подскакав к миске, они, точно сговорившись, все до единого
разом упорхнули ввысь.
Я пошел к родителям жены и сел в кресло, стоявшее у ступенек в сад. В
углу сада за проволочной сеткой медленно расхаживали белые куры из породы
леггорн. А потом у моих ног улеглась черная собака. Стараясь разрешить
никому не понятный вопрос, я все-таки внешне вполне спокойно беседовал с
матерью жены и ее братом.
- Тихо как здесь.
- Это по сравнению с Токио.
- А что, разве и тут бывают неприятности?
- Да ведь свет-то все тот же! - сказала теща и засмеялась.
В самом деле, и это дачное место было на том же самом свете. Я хорошо
знал, сколько преступлений и трагедий случилось здесь всего за
какой-нибудь год. Врач, который намеревался медленно отравить пациента,
старуха, которая подожгла дом приемного сына и его жены, адвокат, который
пытался завладеть имуществом своей младшей сестры... Видеть дома этих
людей для меня было все равно что в человеческой жизни видеть ад.
- У нас в городке есть один сумасшедший.
- Наверно, господин X. Он не сумасшедший, он слабоумный.
- Это есть такая штука - dementia praecox. Каждый раз, как я его вижу,
мне невыносимо жутко. Недавно он почему-то отвешивал поклоны перед статуей