"Рюноскэ Акутагава. Нанкинский Христос" - читать интересную книгу автора

такой как есть, все равно я непременно попаду на небо. Но теперь я могу
продолжать заниматься своим ремеслом, только если передам болезнь гостю.
Значит, пусть даже мне придется умереть с голода, - а тогда болезнь тоже
пройдет, - я должна решить не спать больше ни с кем в одной постели. Ведь
иначе я ради своего счастья погублю человека, который не сделал мне
никакого зла! Но я все-таки женщина. Я могу в какую-то минуту поддаться
соблазну. Господин Христос на небесах! Пожалуйста, оберегайте меня! Кроме
вас, мне не от кого ждать помощи.
Приняв такое решение, Цзинь-хуа, как ни уговаривали ее Шань-ча и
Ин-чунь, больше не пускала к себе гостей. А если иногда к ней заходили ее
постоянные гости, она позволяла себе только посидеть, покурить с ними и
больше не исполняла никаких их желаний.
- У меня страшная болезнь. Если вы ляжете со мной, она пристанет к вам,
- говорила Цзинь-хуа всегда, когда пьяный гость все же пытался насильно ею
овладеть, и даже не стыдилась показывать доказательства своей болезни.
Поэтому гости постепенно перестали к ней ходить. И жить ей становилось
день ото дня труднее.
В этот вечер она долго сидела, облокотившись на стол, ничего не делая и
задумчиво глядя перед собой. Гости по-прежнему не заходили к ней. А тем
временем надвигалась ночь, все затихло, и до ушей Цзиньхуя откуда-то
доносилось только стрекотанье сверчка. К тому же в нетопленой комнате от
каменного пола поднимался холод, который, как вода, пропитал сначала ее
серые шелковые туфельки, а потом и изящные ножки в этих туфельках.
Цзинь-хуа некоторое время задумчиво смотрела на тусклый свет лампы,
потом вздрогнула и подавила легкую зевоту. Почти в ту же минуту крашеная
дверь вдруг открылась от толчка, и в комнату ввалился незнакомый
иностранец. Вероятно, оттого, что дверь распахнулась настежь, лампа на
столе вспыхнула, и темная комната озарилась странным красным коптящим
светом. Гость, с ног до головы озаренный этим светом, отступил назад и
тяжело прислонился к крашеной двери, которая тут же захлопнулась.
Цзинь-хуа невольно поднялась и изумленно уставилась на этого
незнакомого иностранца. Гостю было лет тридцать пять, это был загорелый
бородатый мужчина с большими глазами, в коричневом полосатом пиджаке и в
такой же кепке. Одно только было непонятно: хотя он, несомненно, был
иностранцем, но, как ни странно, по его виду нельзя было определить, азиат
он или европеец. Когда он, с выбившимися из-под кепки черными волосами, с
потухшей трубкой в зубах, встал у входа, заслоняя собой дверь, его можно
было принять за мертвецки пьяного прохожего, который забрел сюда по
ошибке.
- Что вам угодно? - почти с укором в голосе спросила несколько
испуганная Цзинь-хуа, не выходя из-за стола. Гость покачал головой,
показывая, что не понимает по-китайски. Потом вынул изо рта трубку и
произнес какое-то непонятное иностранное слово. На этот раз Цзинь-хуа
пришлось покачать головой, от чего нефритовые серьги сверкнули в свете
лампы.
Увидев, как она в замешательстве нахмурила свои красивые брови, гость
вдруг громко захохотал, непринужденно сбросил кепку и, пошатываясь,
направился к ней. Обессиленно опустился на стул, стоявший по другую
сторону стола. В эту минуту он показался Цзинь-хуа каким-то близким, как
будто она раньше его уже видела, хотя и не могла вспомнить, где и когда.