"Рюноскэ Акутагава. Сомнение" - читать интересную книгу автора

нисколько не смутившись моими холодными словами, этот человек еще раз
коснулся лбом циновки и тем же тоном, точно читая вслух:
- Извините, что не сказал сразу, но позвольте представиться: меня зовут
Накамура Гэндо. Я каждый день хожу слушать лекции сэнсэя, но, разумеется,
я только один из многих, так что сэнсэй вряд ли меня помнит. Однако, как
слушатель ваших лекций, я осмеливаюсь теперь просить у сэнсэя указаний.
Мне показалось, что я наконец понял цель его посещения. Но то, что мое
тихое удовольствие от вечернего чтения оказалось испорченным, было мне
по-прежнему решительно неприятно.
- В таком случае, не скажете ли, что именно в моих лекциях вызвало
вопрос?
Спросив его так, я в глубине души уже приготовил приличные слова для
отступления: "Раз это вопрос, то задайте его завтра в аудитории". Однако
гость, не шевельнув ни одним мускулом лица и устремив глаза на свои
прикрытые хакама колени:
- Не вопрос. Но я, собственно говоря, хотел бы услышать мнение,
суждение сэнсэя относительно всего моего поведения. То есть дело в том,
что еще двадцать лет тому назад довелось мне пережить неожиданное
происшествие, и после него я сам себе стал непонятен. И вот, узнав о
глубоких теориях такого авторитета в науке этики, как сэнсэй, я подумал,
что теперь все разъяснится само собой, и потому сегодня вечером и позволил
себе прийти. Как прикажете? Не соблаговолите ли, хоть это и скучно,
выслушать историю моей жизни?
Я заколебался. Я хоть и в самом деле был специалистом по этике, но, к
сожалению, не мог обольщаться, будто обладаю достаточно быстрой
сообразительностью, чтобы, пользуясь своими специальными знаниями, тут же
на месте дать жизненное разрешение стоящему передо мной практическому
вопросу. Он, видимо, сразу заметил мои колебания и, подняв взор, до того
устремленный на колени, и полупросительно и робко следя за выражением
моего лица, более естественным голосом, чем раньше, почтительно продолжал
так:
- Нет, это, разумеется, не значит, что я позволю себе во что бы то ни
стало настаивать на том, чтобы сэнсэй высказал свое суждение. Но только
этот вопрос до нынешних моих лет неотвязно удручает мою душу, и если бы
такой человек, как сэнсэй, хотя бы послушал о моих мучениях, уже это одно
послужило бы мне некоторым утешением.
После этих его слов я ради одного приличия не мог отказаться выслушать
рассказ незнакомца. Но в то же время я ощутил на сердце тяжесть какого-то
дурного предчувствия и своего рода смутное чувство ответственности. Желая
рассеять эти тревожные чувства, я заставил себя принять беззаботный вид и,
приглашая гостя сесть ближе, по другую сторону тускло светившей лампы:
- Ну, так прошу приступить к рассказу. Правда, как вы сами об этом
сказали, не знаю, удастся ли мне высказать мнение, могущее послужить вам
на пользу.
- Нет, если только вы соблаговолите меня выслушать, это будет больше
того, на что я смел надеяться.
Человек, назвавший себя Накамура Гэндо, рукой, лишенной одного пальца,
взял с циновки веер и, время от времени медленно поднимая глаза и украдкой
взглядывая не столько на меня, сколько на "Ивовую Каннон" в токонома,
довольно невыразительным, мрачным тоном, то и дело прерывая, повел свой