"Рюноскэ Акутагава. Сомнение" - читать интересную книгу автора

рассказ.


Дело было как раз в двадцать четвертом году Мэйдзи [в 1891 г.]. Как вы
знаете, двадцать четвертый год - это год великого землетрясения на равнине
Ноби, и с тех пор наш Огаки принял совсем другой вид; а в то время в
городке имелись две начальные школы, из которых одна была построена
князем, другая - городом. Я служил в начальной школе К., учрежденной
князем; за несколько лет до того я окончил первым учеником префектуральную
учительскую семинарию и с тех пор, пользуясь известным доверием директора,
получал высокое для своих лет жалованье в пятьдесят иен. В нынешнее время
те, кто получают пятьдесят иен, еле сводят концы с концами, но дело было
двадцать лет назад; сказать, что это много, - нельзя, но на жизнь вполне
хватало, так что среди товарищей такие, как я, являлись предметом зависти.
Из близких у меня на всем свете была только жена, да и на ней я был
женат всего два года. Жена была дальней родственницей школьного директора;
она с детства лишилась родителей и до замужества жила на попечении
директора и его жены, заботившихся о ней, как о родной дочери. Звали ее
Сае; может быть, из моих уст это прозвучит странно, но была она женщиной
от природы очень прямой, застенчивой и уж чересчур молчаливой и грустной,
словно тень. Но, как говорится, муж и жена на одну стать, так что хоть
особого счастья у нас и не было, но мы мирно жили день за днем.
И вот произошло великое землетрясение - никогда мне не забыть -
двадцать восьмого октября в семь часов утра. Я чистил зубы у колодца, а
жена в кухне засыпала в котел рис... На нее рухнул дом. Это случилось в
какие-нибудь одну-две минуты: ураганом налетел страшный подземный гул, дом
сразу же стал крениться набок все больше и больше, и потом только и видно
было, как во все стороны летят кирпичи. Я и ахнуть не успел, как упал,
сбитый с ног рухнувшим навесом крыши, и некоторое время лежал без памяти,
встряхиваемый волнами подступавших толчков; а когда в конце концов в тучах
взметенной земли я выбрался из-под навеса, то увидел перед собой крышу
своего дома, между черепицами которой росла трава, разбитой вдребезги и
поверженной на землю.
Что я тогда почувствовал - ужас ли, растерянность, не знаю. Я прямо
обезумел и тут же повалился без сил, словно под ногами моими было бурное
море; справа и слева я видел дома с обрушенными крышами, слышал подземный
гул, стук балок, треск ломающихся деревьев, грохот обваливающихся стен,
бурлящий шум и крики мечущихся тысяч людей. Но это длилось только
мгновение; едва я увидел то, что шевелилось поодаль под навесом, как сразу
же вскочил и с бессмысленным криком, точно очнувшись от кошмара, бросился
туда. Под навесом, наполовину придавленная балкой, корчилась моя жена Сае.
Я тянул жену за руки. Я старался пошевелить ее, толкая за плечо. Но
придавившая ее балка не сдвинулась ни на волос. Теряя голову, я стал
отдирать с навеса доски одну за другой. Отдирая, я кричал жене: "Держись!"
Кого я подбодрял? Жену? Или самого себя? Не знаю. Жена сказала: "Тяжко!"
Еще она сказала: "Как-нибудь, пожалуйста!" Но меня нечего было просить, я
и без того с искаженным лицом из последних сил старался приподнять балку,
и в моей памяти до сих пор живо мучительное воспоминание о том, как руки
жены, настолько окровавленные, что не видно было ногтей, дрожа, силились
нащупать бревно.