"Василий Аксенов. Таинственная страсть. Роман о шестидесятниках" - читать интересную книгу автора

ВАСИЛИЙ АКСЕНОВ

ТАИНСТВЕННАЯ СТРАСТЬ

роман о шестидесятниках
Печатается в авторской редакции. Журнальный вариант


АВТОРСКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ

Булат и Арбат

Сомневаюсь, что прототипы литературных героев романа когда-либо
собирались все вместе, как это произошло с героями в главах 1968 года в
романическом Коктебеле под эгидой некоего всемирного духа, называющего себя
Пролетающим-Мгновенно-Тающим. Не вполне уверен в хронологической точности
событий романа, а также в графической схожести портретов и в полной
психологической близости героев и прототипов. Я всегда испытывал недоверие к
мемуарному жанру. Сорокалетний пласт времени - слишком тяжелая штука. Даже
план интерьеров вызывает сомнение, не говоря уже о топографии местности.
Неизбежны провалы и неточности, которые в конце концов могут привести - и
чаще всего приводят - к вранью. Стремление к хронологической точности часто
вызывает путаницу. Желание создать образы реальных людей под реальными
именами может вызвать у читателя раздражение и отторжение: они, дескать,
были не такими и такого с ними не могло произойти.
В этой связи вспоминается знаменитая фотография Льва Нисневича, на
которой изображены два нерасторжимых образа - Булат и Арбат. Летняя ночь
или, скорее, раннее утро. Прозрачный воздух создает глубокую перспективу.
Арбат пуст, не видно ни единой человеческой фигуры, полностью отсутствует
московская фауна - птицы, коты и собаки. Присутствует один лишь Окуджава,
сидящий на переднем плане в середине проезжей части. Он выглядит вполне
натурально на крепком стуле. Участвует в мизансцене, задумчив, за спиной -
городская пустыня.
Придирчивый зритель скажет: что за вздор? Откуда взялся стул на спящем
Арбате? Скорее всего, сам фотограф его и привез для воплощения одиночества.
В жизни такой отсебятины не бывает.
Почему же не бывает, если это уже случилось и было запечатлено?
Нисневич основательно продумал свою работу. уговорил Булата на съемку,
привез стул и сделал портрет, воплощенный шедевр. Значит, искусство
дополняет - или даже отчасти заменяет - реальность. Появляется Булат,
задумчиво сидящий на стуле посреди летней ночи и, конечно, отличающийся от
обычного Булата, который в этот час просто спит. Так возникает
художественная метафизика.
Что касается мемуарного романа, то он, несмотря на близость к реальным
людям и событиям, создает достаточно условную среду и отчасти условные
характеры, то есть художественную правду, которую не опровергнешь. Приступая
к работе над "Таинственной страстью", я вспомнил повесть В. П. Катаева
"Алмазный мой венец". Мастер нашей прозы, говоря о своих друзьях-писателях,
отгородился от мемуарного жанра условными кличками: "Скворец", "Соловей",
"Журавль" и т. п. Прототипами этих образов были О. Мандельштам, С. Есенин,