"Василий Аксенов. Таинственная страсть. Роман о шестидесятниках" - читать интересную книгу автора

Тушинским борются за первое место, а Роберт Эр, мол, остается в стороне, ну,
где-то в десятке.
Роберт пожал плечами:
- Ну, разве что в области пения.
Ваксон тоже пожал плечами. Он часто ловил себя на том, что начинает
повторять манеру говорить и даже мимику собеседника.
- Я в данном случае не о "гамбургском счете" говорю, а о влиянии на
публику или даже о градусе популярности. Вот, скажем, Тушинский ошарашивает
всю страну "Наследниками Сталина" или "Бабьим Яром", а Кукуш где-нибудь в
застолье под магнитофончик поет "Простите пехоте, что так неразумна бывает
она", и через неделю опять же вся страна начинает распевать эту новую песню.
К манифестам Тушинского все уже привыкли, а Кукуш всякий раз выдает что-то
непредсказуемое. Его песни, знаешь ли, это совершенно невероятный феномен.
Просто уникальный какой-то сплав лирики словесной и музыкальной. А
магнитиздат все-таки не поддается контролю, распространяется миллионами
копий, только денег не дает.
- Ты не прав, Вакса, - вяловато, возможно под влиянием баночного вина,
пробормотал Роберт. - Янька тоже, знаешь ли, не лишен уникальности. Он
вообще-то новую рифму нам принес: "высокомерно и судебно / там
разглагольствует студентка", это вам не сладкий перец, милостивый государь.
Да чего там спорить, оба они хорошие ребята. По большому счету просто
классные ребята.
Ваксону вообще-то претила манера Роберта и его другa Юстаса выделять в
какую-то свою особую касту так называемых "хороших, классных ребят". Нюансов
в таких случаях не требовалось. Хороший парень, полезай в наш мешок хороших
ребят! Поэта вообще-то трудно туда запихать, вечно будет выпирать из
мешковины. Блок не был хорошим парнем. Лермонтова ненавидели хорошие ребята
того времени. "Хорошим ребятам" впору в ЦК ВЛКСМ сидеть, а вот Кукуша,
весьма замкнутого псевдоскромнягу, туда не засунешь. Да и Тушинскому, между
прочим, такая наклейка вряд ли годится, нет-нет, Ян вовсе не из разряда
классных ребят... Он хотел было выложить Роберту эти соображения, но тот его
опередил:
- Вакса, ты помнишь недавние строчки Нэлки?

Когда моих товарищей корят,
Я понимаю строк закономерность,
Но нежности моей закаменелость (чувствуешь новую рифму, старик?)
Мешает слушать мне, как их корят.

Мне кажется, что только эта "закаменелая нежность" и может сплотить
наше поколение. Согласен?
Ваксон несколько минут молчал, глядя в чернильный мрак моря, где не
было видно ни единого огонька, если не считать толстенного прожекторного
луча, который время от времени поднимался из-за мыса Хамелеон, озаряя его
костяной допотопный хребет, чтобы потом очертить южный свод неба, а вслед за
этим возле твердынь Карадага лечь на поверхность вод и прогуляться в
обратном направлении туда, где он (луч) был рожден, то есть на
погранзаставу. Наконец он встряхнулся (не луч, а Ваксон) и заговорил:
- Я недавно слышал, как Нэлка читала в Зале Чайковского. Это было
нечто, знаешь! Она витала в своем волшебстве! Ты знаешь, я как-то странно