"Константин Сергеевич Аксаков. Три критические статьи г-на Имрек" - читать интересную книгу автора

аристократическую гордость просвещения, за исключительность присвоенного
права называть себя настоящим и отодвигать в прошедшее всю остальную Русь.
Спесивое невежество противополагают они всей древней, всей остальной, и
прежней и нынешней, Руси, - гордость учеников, ставящих себя в свою очередь
в учители. Мы похожи на растения, обнажившие от почвы свои корни; мы сохнем
и вянем. Но нас спасает глубокая сущность русского народа, и тот виноват
сам, кто не обратится к ней. Владимир у г. Майкова задумывается и любит
Русь, - и вот почему мы отличаем это произведение от других. Как скоро
чувство истинно, как скоро оно свободно от авторитета, оно найдет истинную
дорогу и возвратится из отвлеченности эгоизма к жизни живой, народной.
Прибавим, что только эта дорога может спасти от катастрофы гуся и сыра,
которою оканчивается поэма г. Майкова.
Несмотря на то, что между прекрасными стихами встречаются в ней и
плохие, что в самых мелочах обнаруживается часто незнание русского быта
(наприм<ер>, _костоломный пар_ - противно пословице, пристяжные в беговых
дрожках и проч.); хотя видно, что идея народности для г. Майкова совсем не
ясна, ибо он полагает ее, между прочим, в предпочтении Казанского собора
храму св. Петра {26} и поэтому боится в ней исключительности, и боится
напрасно, ибо эта исключительность ей не свойственна и не принадлежит; -
несмотря на все это, мы видели в этой поэме зародыш многого прекрасного; в
ней затрагивались серьезные вопросы. Далеко не оправдал г. Майков надежд,
которые мы на него полагали: его поэма в "Петерб<ургском> сборнике"
представляет не более как вялый, избитый стих и такое же содержание. Есть
несколько поэтических стихов; вот они:

Василий Тихоныч открыл окошко
Другое в сад - и ветерок с кустов,
Как мальчик милый, но шалун немножко,
Его тихонько ждавший меж цветов,
Пахнул в лицо ему, в покой прорвался,
Сор по полу и легкий пух погнал,
На столике в бумагах пошептал
И в комнате соседней потерялся.

(стр. 397)

И только. Все остальное скучно и вяло, Г. Майков становится в ряд
скучных стихотворцев, пожалуй даже таких, каков! знаменитый уже в этом роде
г. Тургенев.
Он легок на помине; вот его прозаическая повесть {27}, где предметом
повествования - гнилой, бесстыдный и презренный человек, от которого разве
можно отворотиться. Повесть достойна сюжета.
А вот и г. Никитенко. Мы разобрали довольно подробно его "Опыт истории
русской литературы". Он себе верен, и его статья написана в таком же роде
{28}. Напр<имер>:

"Слава мужей, украшенных классической доблестью волн, этим дивным
слиянием простоты и величия, коим мы, маленькие великие люди своего
поколения, едва умеем верить" (стр. 491).