"Питер Акройд. Лондонские сочинители " - читать интересную книгу автора

- Отчего необходимо испрашивать благословения каждому приему пищи? -
однажды спросил сестру Чарльз. - Разве безмолвной благодарности
недостаточно? Отчего же тогда мы не испрашиваем его перед прогулкой при
луне? Или перед чтением Спенсера?[14] Почему не молимся перед встречей с
друзьями?
Мэри с раннего детства не любила чопорных семейных трапез. То, как
подавали тарелки, как раскладывали по ним еду, - все наводило на нее тоску и
усталость, даже звяканье столовых приборов. Один только Чарльз умел поднять
ей настроение.
- Интересно, - вдруг произнес он, - кто был величайшим дураком на
свете? Уилл Сомерс?[15] Судья Шеллоу?[16]
- Ну, знаешь, Чарльз... Ты забываешься, - отозвалась миссис Лэм, не
отводя рассеянного взгляда от мужа.
Мэри рассмеялась, и кусочек картофеля застрял у нее в горле. Задыхаясь,
она вскочила со стула; миссис Лэм тоже поднялась из-за стола, но дочь резко
отмахнулась от нее: она не желала, чтобы мать к ней прикасалась.
Откашлявшись, она выплюнула злополучный кусок себе в ладонь и перевела дух.
- Кто купит мне сладких апельсинов? - спросил отец.
Миссис Лэм села на свое место и продолжила трапезу.
- Ты очень поздно пришел домой, Чарльз.
- Я обедал с друзьями, ма.
- Это у вас так называется?


* * *

Накануне Чарльз вернулся на Лейстолл-стрит сильно пьяным. Мэри, как
всегда, дожидалась его и, едва заслышав, как он тщетно пытается попасть
ключом в замочную скважину, распахнула дверь и подхватила чуть державшегося
на ногах брата. Два-три раза в неделю он непременно вечером напивался, или,
как он сам виновато говорил на следующий день, "надирался", но Мэри никогда
его за это не корила. Ей-то ясно, отчего он пьет, и она полностью разделяет
его чувства. Будь у нее такая возможность да побольше смелости, она и сама
напивалась бы каждый божий день. Заживо лечь в могилу - разве это не
уважительная причина для запоя? Чарльз по крайней мере писатель, а писатели
славятся своей невоздержностью. Вспомнить хотя бы Стерна и Смоллетта.[17] И
ведь он никогда не кричит, никого не задирает, всегда кроток и добродушен,
разве только на ногах не стоит и говорит невнятно. "Таков мой долг. Таков
мой долг,[18] - сказал он ей прошлой ночью. - Ну, веди меня".
Вместе с двумя сотоварищами по Ост-Индской компании, Томом Коутсом и
Бенджамином Мильтоном, Чарльз провел тот вечер на Хэнд-корт, в пивной
"Здравица и Кот", что неподалеку от Линкольнз-Инн-филдс. Оба приятеля
Чарльза были темноволосы, низкорослы и щеголеваты; говорили быстро и
хохотали сверх всякой меры над замечаниями друг друга. Чарльз был немного
моложе Коутса и немного старше Мильтона, а потому считал себя, как он
выражался, "нейтральной средой, беспрепятственно пропускающей через себя
гальванические силы". Коутс рассуждал о Спинозе и Шиллере, о Библии как
источнике вдохновения и о буйном воображении романтиков. Мильтон
разглагольствовал о геологии, о разных эрах в истории земли, об
окаменелостях и пересохших морях. Захмелевший Лэм словно воочию видел