"Питер Акройд. Дом доктора Ди " - читать интересную книгу автора

чтобы ее речь звучала изысканно, а выходило все только фальшиво и некстати.
- Какой марки? - Я знал, что она хочет от меня услышать, но мне
приятно было потянуть время.
- Я и не знаю. Миленок сдвинулся на "ягуаре". - Так она себя и
выдавала словечками вроде "сдвинулся"; ее обычный лексикон и светские
манеры постоянно вступали друг с другом в противоречие.
И вновь я не сказал того, что от меня требовалось.
- Последней модели?
- Ох, дорогой, я ничегошеньки в этих машинах не понимаю. Может,
привести миленка, чтоб объяснил?
- Нет, - быстро сказал я. С меня было уже довольно. - Я уверен, что
ты разрешишь мне заплатить за нее.
- Ну зачем же тебе, дорогой...
- Отец ведь наверняка имел это в виду, как ты считаешь?
- Думаю, да. Если ты так ставишь вопрос. Думаю, что в принципе это и
мои деньги.
Она уже не раз повторяла примерно то же самое; он ничего ей не
оставил, но "в принципе" все это было ее. Я понимал, почему отец так не
любил жену, хотя, будучи католиком, не мог позволить себе с ней
расстаться. Вошел Джеффри, "миленок". Я было решил, что он стоял в
коридоре, ожидая положительного решения вопроса о финансировании новой
покупки, но он, похоже, не собирался говорить о машине. Джеффри был самым
заурядным человеком с одной спасительной чертой: он сознавал свою
заурядность и всегда как бы неявно извинялся за нее. Он работал
инспектором строительного управления в одном из лондонских районов; от
природы робкий и неуклюжий, он выглядел еще более незаметным в компании
моей матери, которая часто щеголяла в броской одежде. Как ни странно,
такое положение вещей, по-видимому, устраивало их обоих.
Но почему я задумался об этих людях здесь, в Кларкенуэлле? Ведь они
всего лишь фантомы, порожденные моей слабостью, их голоса для меня далеко
не столь реальны, как форма этой комнаты на первом этаже отцовского дома
или фактура камня, из которого сложены се толстые стены. Здесь, по крайней
мере, передо мной забрезжила свобода. Теперь я мог покинуть этот ужасный
дом в Илинге, который так угнетал меня и действовал мне на нервы в течение
последних двадцати девяти лет - то есть всю мою жизнь, - и переселиться на
новое место, не имеющее, по крайней мере для меня, вовсе никакого
прошлого. Поддавшись порыву внезапной экзальтации, я громко произнес в
пустой комнате: "Пусть мертвые хоронят своих мертвецов". По даже в момент
произнесения этих слов я толком не знал, зачем их говорю.
Потом я заметил одну вещь. Тени вокруг меня падали под необычным
углом, будто не совсем соответствуя тем предметам, которые их отбрасывали.
И в душу ко мне закралось странное опасение что тени отчего-то лежат и в
тех местах, где их быть не должно. Нет, это были не тени - просто какие-то
контуры, вдруг обозначившиеся на пыльных поверхностях в меняющемся свете
этого летнего вечера. Так, значит, отец приходил сюда украдкой и
перешагивал порог этой комнаты? И сидел здесь, как я, повесив голову?
Разве не он сказал мне давным-давно, что пыль - это остатки кожи
покойников?
Можно было просидеть тут весь вечер, постепенно облекаясь во все
новые и новые покровы тьмы и тени, но я стряхнул с себя оцепенение. Мой