"Акрам Айлисли. Тарист" - читать интересную книгу автора

журчании воды, может, в шелесте листьев, но звучал, звучал невидимый тар, он
всегда звучал в Бузбулаке. Подремывая на берегу реки, Вели непременно
начинал размышлять о том, почему такое происходит, и всякий раз приходил к
одному и тому же выводу.
Бузбулак не может быть без тара, голос тара неотделим от деревни, как
птичий гомон, как голоса людей, как журчание воды в арыках. Иногда Вели
приходило в голову, что, если бы тар замолк, вдоль бузбулакских арыков не
цвели бы так пышно фиалки, не была бы такой изумрудной трава, вода не была
бы прозрачной...
Музыка, звуки тара пронизывали память Вели. Ровный и чистый свет, с
утра до вечера заливавший склон за их домом, - был голос тара, а мальчик по
имени Вели пас ягнят на зеленом склоне. Самые красивые, самые яркие в мире
облака клубились на небе тогда, когда мальчик по имени Вели слушал игру
тариста; голос тара до облаков вздымал его деревянного коня, скачки по
багряным облакам - это тоже был голос тара... А пока мальчик носился по
деревне на своем деревянном скакуне, отец его ходил с таром по свадьбам и
празднествам; он приносил Вели ногул и другие вкусные вещи, и потому голос
тара означал еще и ногул и другие вкусные вещи...
Все, что сохранила память Вели, было музыкой, звуками тара; и всякий
раз, когда старый тарист, глядя на речку, прислушивался к невидимому тару,
он все это видел перед собой...
И в тот вечер, видя перед собой все это, старый Вели думал, что
завтрашний той будет, наверное, последним в его жизни. И думал, что не стоит
ему идти завтра на той, что пора бросать, что надо разом покончить е этим.
Пускай Рустам обижается, пусть, на худой конец, не станет с ним
разговаривать, зато все в деревне будут знать, что старый Вели не нуждается
в поблажках, что мастерство свое он дешево не ценил и никогда дешево ценить
не будет...
"Ну, а потом... А потом... А потом?.." Вели без конца повторял эти
слова и в такт им привычно раскачивался из стороны в сторону. Но как ни
старался он представить себе это "потом", ничего у него не получалось, и
старый тарист с горечью думал, что потом не будет ничего, кроме простой
радости завтрашнего тоя, и отказаться от этой радости сил у него не хватит.
Река текла, слышно было, как журчит вода, как листва шелестит на
деревьях, но Вели почему-то не дремалось, и тара почему-то не было слышно.
Почему-то он слышал звон посуды, которой уставят завтра праздничные столы, и
радостные вопли ребятишек, облепивших стену вокруг дома... "Дорогу
музыканту! Чаю музыканту, чаю! Хацат музыканту!.." Да, так... И ничего тут
смешного нет-Вели полжизни провел на свадьбах и празднествах.
Река текла, журчала вода... Откуда-то издалека доносился голос кукушки,
налетал ветерок, шелестела листва на ветвях... А Вели видел тар, висящий у
окна на стене, и играл, играл те мелодии, которые будет исполнять завтра, и
голос тара, на котором он мысленно играл, снова слышали ивы, и камни, и
речка... И тар старого Вели звучал с такой силой, что не слышать его было
немыслимо, а услышав, немыслимо было уйти, и жители Бузбулака толпой валили
на той, слушать, как он играет... Но Вели понимал; не будет этого, не может
этого быть; он знал, что большинство людей, даже те, кто живет по соседству,
повалят завтра туда, где ревут зурны, что молодежь будет веселиться у жениха
и что праздник в доме невесты - это так, видимость...