"Акрам Айлисли. Деревья без тени" - читать интересную книгу автора

Поехали на автовокзал. Там выяснилось, что автобус, которым Исмаил мог
уехать, только что отошел. Все.
Ну, что же теперь делать? Куда направиться? Мы знали, где жил
Тахир-муаллим, но идти туда не имело смысла, некому было выражать
соболезнование. Жена Тахира-муаллима прошлым летом умерла от рака, двоих его
малышей - Тахиру-муаллиму было под пятьдесят, но женился он поздно - забрала
сестра. Да и окажись они дома, что скажем мы им, малым детям?
С тех пор как Тахир-муаллим уехал в Шушу, мы дни считали - двенадцать
дней, а теперь, когда эти двенадцать дней потеряли смысл, и похоже, что
ждать вообще нечего, вдруг выяснилось: двенадцать дней были таким большим,
таким важным отрезком времени, что без них то, что называется "время",
вообще теряло содержание и, лишившись формы и цельности, рассыпалось, как
оборванная нитка бус...
... Мы кое-как протиснулись сквозь толпу абитуриентов, пришедших
подавать документы. В узком длинном коридоре филфака висел на стене портрет
Тахира-муаллима в рамке из черных лент. Дверь деканата оказалась запертой.
Мы уже хотели уходить, когда дверь приоткрылась и оттуда выглянул замдекана
Халил-муаллим, заспанный и взъерошенный.
То, что Халил-муаллим спит в своем кабинете, нас не смутило; человек
этот отличался тем, что не имел секретов, и студенты знали не только о
тесноте в его коммунальной квартире, но и о том, какой характер у соседей.
Нас поразило другое - как блестели его воспаленные глаза и как этот
маленький, щуплый человек, за какие-нибудь несколько дней поблек и съежился.
- Ровно полчаса спал, - сказал он, взглянув на часы. - Полчаса за трое
суток! Я ведь сам привез тело из Шуши, а туда - сутки в один конец. Вчера
добрались уже под вечер. И сразу хоронить. В такой жарище живой протухнет,
не то что...
Тахира-муаллима похоронили рядом с женой, он как-то упоминал об этом,
еще когда здоров был, а там ему и подумать не пришлось о завещании: горная
местность, подскочило давление, ночью спал - кровоизлияние в мозг...
Все это Халил-муаллим произнес в один прием, задохнулся и сразу же,
словно потратив последние силы, замолк, уронив руки. Мы, разумеется, не
собирались говорить о наших делах: ни я, ни Мазахир, ни Элаббас. Но Гияс, в
течение пяти лет, считавшийся самым выдержанным и культурным среди нас,
сегодня выкидывал черт-те что!..
- Что ж получается-то, а? - спросил Гияс. - Как же мы?
Халил-муаллим усмехнулся; он будто ждал, что кто-нибудь из нас
непременно задаст этот вопрос.
- Надо дождаться ректора, - сказал он, избегая смотреть на Гияса. - В
конце месяца обещал вернуться. Не должен он вас обидеть, хотя бы из уважения
к покойному. Что касается меня, я вот он. Что могу - сделаю. Но сами
понимаете - я не Тахир-муаллим. Я вот еще что думаю: может, вам пока уехать?
Побыть немного в деревне... Просто не представляю, что можно сделать до
сентября. Ректор в конце месяца вернется, но начнутся приемные экзамены. Кто
станет вами заниматься? Пожили бы в деревне, а в конце августа вернетесь.
Чего мытариться в такую жарищу?
Наступило молчание. Долгое, долгое молчание. Как-то нам стало не по
себе, неуютно нам стало в этом мире, когда Халил-муаллим заговорил о
деревне. Почему так?.. Мне и сейчас трудно ответить на этот вопрос, хотя с
того дня прошло уже тридцать лет. Чего ж мы тогда так струсили? Почему нам