"Акрам Айлисли. Запах меда" - читать интересную книгу автора

Гурбет увидел в коридоре половину бараньей туши. Он рассердился. Рассердился
и устроил жене скандал: как она смела взять, почему позарилась на чужое,
почему не сказала, что те люди переехали?..
Гурбет бушевал довольно долго, но на Ситем-ханум это почему-то не
произвело ни малейшего впечатления. Когда он перестал кричать, она очень
спокойно объяснила, что ни в чем не повинна. Что она могла сделать?
Позвонили открыла. Какие-то молодые парни... Они и слушать ничего не стали.
Не бежать же ей вдогонку.
Они долго еще стояли в коридоре и размышляли, как поступить; Гурбет был
весь красный от гнева, жена же, напротив, казалась довольной. Может быть,
именно поэтому Гурбет снова набросился на нее. Жена в долгу не осталась.
Тогда Гурбет сердито хлопнул дверью и ушел в спальню, он даже спать лег без
ужина: после этого письма в Баксовет разговаривать с Ситем-ханум стало
совершенно невозможно.
К осетру Гурбет не притронулся. Если бы я сочинял рассказ, я написал
бы, что он отказался и от баранины. Но вам уже известно, что я не пишу
рассказ, цель у меня совершенно другая, а потому пусть вам будет известно:
баранину Гурбет ел. Ел и думал, что должен непременно разузнать, кто же он
такой, этот низкорослый смуглый человек, живший до него в квартире.
Начал Гурбет с соседей. Имя своего предшественника он узнал сразу, но
вот относительно того, чем он занимается, мнения соседей разошлись. Один
сказал, что он завмаг, другой - инженер, а третий стал утверждать, что
писатель.
А один старик, услышав это имя, так рассердился, что его начала бить
дрожь. "Жулик! - кричал старик, - Подлец! Паразит! Такие кровь сосут из
народа!.." Старик весь посинел, руки у него тряслись, и голова тряслась, и
Гурбет уже не рад был, что начал расспросы.
Уже три недели Гурбет Азизов жил в своей новой квартире. Письменный
столик, который появился у него еще на Мало-Морской, и здесь стоял рядом с
его кроватью. Гурбет по привычке садился иногда за свой стол, но в синей
тетради не появилось больше ни строчки.
Не писалось Гурбету, не мог он писать. Ну, вырастут Наркиз с
Джафарчиком, прочтут его записи, - что толку? - разве смогут они жить
честно, как их отец, если уже сейчас едят чужое?..
Не зная, на что решиться, бедный Гурбет со страхом ожидал развязки. Он
терзался муками совести, ругал себя, принимал твердые решения, но Наркиз и
Джафарчик так поправились последнее время, так порозовели...
У Джафарчика после кори остался хронический бронхит. Бывало, чуть
сквознячок - и ребенок уже в кровати, а теперь они думать забыли о
бронхите...
А Наркиз? Сколько крови она ему перепортила своими болезнями!..
Размышляя за письменным столом о превратностях судьбы или поглядывая на
розовые щечки дочери, Гурбет вдруг по привычке начинал перебирать в памяти
болезни и лекарства, которые ему довелось узнать из-за нее: "Колит, паротит,
дистрофия, анемия..."
Да, Гурбет Азизов любил своих детей. И постепенно забыл не только
названия болезней, которыми они прежде болели, но и свой дневник. И застань
он теперь в передней не то что барашка, а живого быка с рогами, он уже не
стал бы ни возмущаться, ни ругать жену. Но случилось так, что в одну из
суббот он увидел в коридоре не быка, не барашка, а двадцатилитровый бочонок