"Михаил Ахманов. Ассирийские танки у врат Мемфиса" - читать интересную книгу автора

И копытом скакуна...

Услыхав про ливийцев, Иапет, тоже не лишенный национальной гордости,
сказал:
- Дозволь, семер, я дам ему в рыло?
- Пусть поет, - ответил я. - Когда лодка попала в водоворот, не время
ссориться с гребцами.
Ноги вязли в песке, и даже ночью в этой бесприютной местности воздух
был душным и тяжелым. Глаз Тота равнодушно взирал с высоты на наше шествие.
Мы были воинами, и Тот, лунный бог писцов, нас не жаловал, ибо всякая война
уничтожает и разоряет хранилища мудрости. Наши покровители - грозный Монт и
Львиноголовая Сохмет.
Я велел Давиду считать шаги. Мы прошли расстояние в полтора сехена,
тридцать тысяч локтей, и сделали передышку, чтобы выпить пару глотков воды.
До рассвета нужно было одолеть еще столько же. Три сехена за ночь, и тогда
мы доберемся к Хапи за шесть или семь дней. Что делать дальше, подсказывал
Синухет, мой бесплотный друг. Прислушавшись, я различил его голос:

"И понял я, что не желаю участвовать в той смуте, и укрепился сердцем в
своем намерении. А было оно таким: покинуть родину, бежать в чужие земли,
служить их повелителям, ибо нельзя человеку остаться в одиночестве. Даже
львы, гиены и шакалы живут среди себе подобных, даже птицы сбиваются в стаи,
а антилопы - в стада. Но человек - особая тварь, не похожая на других.
Журавль, потерявший сородичей, может найти другую стаю, и она его примет;
так же и антилопа, и хищный зверь, и всякое иное существо: шакал пойдет к
шакалам, лев - ко львам, антилопа - к антилопам. У людей иначе. По воле
богов все людские стаи - разные, и черные кушиты не примут к себе сына
Та-Кем, хабиру не примут ливийца, а экуэша - маджая. Не примут без того,
чтобы не вызнать, какая польза от пришельца, а если пользы нет, то выгонят
или убьют. И потому должен беглец подумать, в какие края понесут его ноги,
где можно ему обосноваться и стать человеком уважаемым.
Не имел я при себе иного богатства, кроме меча и лука, не приходилось
мне торговать, и потому дорога в Финикию, где ценят купцов, была не для
меня. Не плавал я на кораблях, не разворачивал парус, не сидел у весла, и
значит, среди морских народов, называемых шерданами, был бы я никчемным
неумехой. Не пас я верблюдов, не разводил лошадей, а потому не мог скитаться
с хериуша в просторах пустыни. Я обладал лишь одним - воинским умением, и
нужно было мне искать народ воинственный, который спит с копьем у изголовья
и клинком у правой руки.
Еще не зная, где найти такое племя, отправился я утром в путь и шел
среди бесплодных гор и равнин до самого вечера. На закате ладьи Ра
встретилось мне селение, окруженное стеной, но идти туда я опасался - войско
наше тут побывало, и хоть никого мы не убили, но забрали скот и зерно. У
этих людей не было причины любить сынов Та-Кем и оказывать им
гостеприимство. Поэтому я обогнул селение и пошел дальше, словно волк,
бегущий от человеческого жилья.
Настала ночь. Странствовал я в местах сухих и неприютных, где не было
ручьев и пальм, а травы хватало только для коз. И настигла меня жажда,
опалила горло мое, иссушила глотку, и сказал я себе: вот вкус смерти на
губах моих..."