"Михаил Ахманов. Заклинатель джиннов " - читать интересную книгу автора

Город - это прежде всего люди, а русский человек ленив, мечтателен и
склонен к героизму, что роднит его, на мой взгляд, с арабами. Именно с
арабами, а не с американцами и не с другими народами, могу в том поручиться.
Я провел четыре года в Штатах и два - в Британии, я побывал в Париже и
Монреале, в Стокгольме и Мехико, в Венеции и Мюнхене, я даже добрался до
Каира и Буэнос-Айреса... Словом, я знаю, о чем говорю. У нас с американцами
и европейцами ментальность разная, примерно как у дельфинов и осьминогов,
так что одно и то же событие мы оцениваем с различных позиций. Взять хотя бы
Сашу Матросова - таких солдат, что грудью легли на амбразуру, в России
считают сотнями, и все они для нас герои. А в Штатах, как мне говорили,
нашелся один, и для кого он герой, а для кого - психопат и неврастеник.
Я рассуждал на эта темы уже в троллейбусе, стиснутый моими ленивыми
мечтательными согражданами как рубль в кулаке цыганенка. Песец с дамской
шапки щекотал мне нос, чей-то локоть упирался в спину, острый край
"дипломата" давил под копчик, но я терпел, обороняя сумку с документами,
бутербродами и диском. Диск, к счастью, был упакован надежно, в
металлический футляр, рассчитанный как раз на случай давки, мятежа, цунами,
землетрясений и других катаклизмов, так что я за него не боялся. Беспокоился
за свои ребра.
На остановке у Эрмитажа народ ринулся к дверям, а меня притиснули к
сиденью, к какому-то старику в долгополом пальто и черной каракулевой шапке
пирожком. Я взглянул на него и почувствовал, как замерло сердце. Я видел его
лицо сверху и в профиль, и в этом необычном ракурсе он так походил на отца!
Смугловатая кожа, густая нависшая бровь, тонкий хрящеватый нос, резкие
морщины у рта, чуть раздвоенный подбородок в серебристых точечках щетины,
будто тронутый инеем... Старик шевельнулся, поднял голову, взглянул на меня,
и иллюзия исчезла. Похож, да не слишком... Ему было не меньше семидесяти, а
дад умер в пятьдесят восемь, от внезапного инфаркта. Скончался прямо за
своим рабочим столом... божья смерть, как говорится, без мучений и ужаса,
который испытывает человек в преддверии наступающего небытия... Мама была
старше отца на шесть лет - тоже не слишком преклонный возраст, - но умерла
тремя днями позже, вроде бы без видимых причин. Будто в ней что-то
надломилось, сказали мне в больнице... Одним словом, почти как у Грина: хоть
жили они недолго, да счастливо и умерли в один день. Иногда я думаю:
наверное, мама любила отца больше, чем меня. Кощунственная мысль! Можно ли
считать любовь как деньги или оценивать наподобие имущества? Но ведь она
ушла за ним, а не осталась со мной...
В те печальные дни я находился в Париже, на конференции по квантовой
химии, и потому разыскали меня не сразу. Михалев Глеб Кириллыч - тот самый
друг отца и коллега по писательскому ремеслу, обитавший в Графском - нашел
мой телефон (мама уже лежала без сознания в реанимации) и принялся
названивать в Кембридж, объясняя на пиджин-инглише и вологодско-французском
диалекте, что у Сержа Невлюдова, ассистента профессора Диша, умер отец и
умирает мать. Пока его поняли, пока разобрались, что он не шутит, пока
связались со мной, пока я метался в поисках билета... Пока, пока, пока...
Словом, когда я прилетел в Питер, все уже было кончено; дад и мама лежат в
морге тридцать третьей больницы, а в пустой квартире жалобно мяукает забытый
голодный котенок. Я не знал, не ведал, что родители завели кошку. Я и сейчас
не знаю, какое имя они ей дали. Но в том ли суть?... Белладонна напоминает
мне о них, и я ее люблю.