"Михаил Ахманов. Страж фараона " - читать интересную книгу автора

да и те сухие, не моченые".
"В другой раз будет плеть, - скалился рыжий. - Плеть из кожи
бегемота!"
Неплохо живут ребята, думал Семен, слушая эту перепалку; пива,
похоже, залейся, и праздник - одиннадцать дней! Что же за праздник такой -
Опет? И почем здесь пиво, если маджай, кушитский наемник, может поглощать
его кувшинами?
Сенмут звал его, показывал на берег, где неуклюжие пестрые твари
трудились над мертвой антилопой.
- Взгляни, брат, - хойте! Гиены! В древности их приручали, ибо они
сильней и кровожадней псов. Даже откармливали и ели... Слышал я, что за
первым порогом и сейчас едят...
- В древности? Когда? - спрашивал Семен и получал ответ:
- В эпоху Снофру и Хуфу, да живут они вечно в царстве Осириса!
Тысячу лет назад? Полторы? Или две? И что за смутно знакомые имена?
Хуфу - кажется, Хеопс, строитель пирамиды... А кто же такой Снофру? Его
прародитель или наследник?
Время и язык по-прежнему играли с ним в прятки, не раскрывая до конца
своих тайн. Знание слов еще не вело к безусловному пониманию, ибо слова
рождались жизнью, являлись отражением ее реалий, дымом над кострами бытия.
А бытие, даже столь, казалось бы, простое, как в эти архаические времена,
было на самом деле неимоверно сложным, и в нем переплеталось все: боги,
демоны, загробный мир и цены на пиво, названия месяцев, городов, народов и
меры длины, праздники и имена усопших в древности владык, магия,
верования, предрассудки и странные обычаи вроде поедания гиен. Эта
сложность угнетала Семена, напоминая ему, что он - чужак, пришелец в этом
мире, еще не свой.
На четвертый день плавания местность изменилась. Саванна, тянувшаяся
по берегам реки, отступила и исчезла под напором скалистых нагромождений,
причудливых утесов и камней; безжизненный пейзаж - бурые и серые каменные
обломки, песок, дюны и кратеры - походил на лунный, и только нильские воды
да теплое солнце напоминали, что их кораблик по-прежнему на Земле, а не в
иных, неведомых и недоступных для человека измерениях. Днем было все еще
жарко, но ночи стали на удивление холодны; топливо в этих краях являлось
редкостью, костер раскладывали скудный и грелись около него, закутавшись в
шерстяные плащи.
Ночная прохлада, однако, благоприятным образом сказалась на Инени.
Четыре дня он пролежал в каюте, то засыпая, то просыпаясь и разглядывая
потолок; юный Пуэмра кормил его, поил вином, помогал вечерами сойти на
берег и устроиться рядом с костром. Казалось, жрец не только отходит после
магического напряжения, но о чем-то непрерывно размышляет; иногда его
задумчивый взгляд останавливался на Семене, губы сжимались, ноздри
бледнели, и морщины бороздили лоб. Какая-то внутренняя борьба происходила
в нем, словно в душе Инени вступили в схватку восторг и недоверие, желание
понять и страх перед тем, что понять до конца - возможно, значит умереть.
Остальные спутники Семена были людьми простыми, а потому не слишком
задумывались, откуда явился этот огромный, мускулистый и так непохожий на
них человек - то ли из африканской саванны, то ли действительно из царства
Осириса. Последнее даже было бы лучшим, ибо этот гигант не только спас их
от нехеси, но оказался вдобавок братом господина - а значит, на них на