"Дарья Агуреева. 36 и 6 " - читать интересную книгу автора

- Нельзя! - коротко, резко.
- Какого черта? В конце концов, я пришла как свидетель с дурацким
намерением выполнить свой гражданский долг. И вы не имеете права удерживать
меня... - она гневно сверкала глазами, сдувала со лба колечко взмокших от
духоты волос и походила на одичавшую породистую кобылицу. Та же играющая
сила, неприступность, грация.
- А я вот тебя сейчас прикую к батарее наручниками. Вот тогда и
поговорим про твои права и про мои, - опер сорвался. С готовностью, даже с
жадностью. Словно уже не один час искал возможность выплеснуть накопившуюся
желчь. Милана обомлела, тряхнула пыльными кудрями, угрожающе понизила голос.
- Дорогой, а как насчет Конституции? Ты вообще соображаешь, что
говоришь?
- Уморила! - парень демонстративно заржал. - Детка, засунь свою
Конституцию, знаешь куда?
- Простите, вы позволите? - я подошел к ним, сел рядом с девушкой, еще
не зная, что предпринять. Оба недоверчиво, с вызовом уставились на меня.
- Ты тот, кто я думаю? - парень первый справился с оцепенением.
- Не исключено, - усмехнулся я.
- А автограф можно? - вполне приемлемая улыбка.
- Запросто! - достал блокнот. Затейливо начерикал: "Оставь девушку в
покое. Очень хочется познакомиться. Будь здоров! Андрей Мешиков". Опер
прочел. Красиво усмехнулся.
- Ну давай! Не кашляй! - исчез в зелени коридора. Милана - пристальный
колючий взгляд. Сама подозрительность, настороженность.
- Вы артист?
- В некотором роде. А вы преступница? - я изо всех сил улыбался,
пытался снять неловкое напряжение.
- Что вы! - она тоже улыбнулась. - Я всего лишь свидетель.
Улыбка у нее была обычная, вынужденно вежливая. Но уже через неделю она
стала улыбаться совсем иначе - расцветая. Улыбались трепещущие губы, сияющие
глаза, нежно загорелый кончик носа, даже кудряшки. Так она улыбалась только
мне... Наверное, единственное хорошее, что я для нее сделал - это научил
улыбаться, от души, самозабвенно. Милане было всего восемнадцать. Она
училась на журналистку. Летом подрабатывала секретаршей в частном
издательстве, где недавно были украдены три купленных для дирекции сотовых
телефона. Вора поймали, телефоны изъяли, а следователь начал путать в
показаниях всех остальных. Так, на всякий случай.
- Ты можешь мне объяснить, как такое происходит? Сесть за три сотовых!
Абсурд какой-то! - горячо говорила она, погружая мое отражение в матовые
волны темных глаз. И такой гнев слышался в ее голосе, такая трогательная
наивность, что и сам я начинал негодовать. Действительно, кто виноват? Кто
допустил? Почему едва оперившиеся пацаны садятся в тюрьму за такую вот
мелочевку? Оскар Уайлд писал, что во всем случающемся с детьми виноваты
родители. Писал, что дети, начиная свой путь с безграничной любви к
родителям, позднее, по мере взросления начинают их осуждать. Прощают - реже,
чем никогда. Так что же? Виновники родители? Не хотелось верить. От таких
мыслей я всегда начинал чувствовать горячее нежелание стать отцом когда бы
то ни было. Мной овладевал пещерный животный страх, что в мою жизнь
вкарабкается маленький, до дикости беззащитный и уязвимый детеныш. И я буду
виноват в его боли, и эта боль будет для меня в тысячу раз острее моей