"Анатолий Афанасьев. Грешная женщина ("Первый визит сатаны" #2)" - читать интересную книгу автора

жизни.
- Все сказал?
- Саш, приезжай, у нас налито.
- Пир во время чумы, - брезгливо заметил он. - Вот так мы и профукали
страну.

Елочка отперла дверь своим ключом и впорхнула на кухню, как лучик
света. Дема поперхнулся пивом, когда ее увидел. Но я полностью сохранил
присутствие духа.
- Надо же, как ты быстро. На самолете, что ли, прилетела?
Елочка мило сморщила лобик.
- Все похмеляетесь? Не стыдно вам?
Дема приосанился, приподнялся, пододвинул ей стул.
- Выпей с нами водочки, прекрасное дитя. Или, хочешь, скушай котлетку,
пока их твой папочка все не слопал.
- Некогда мне с вами рассиживать, - ответила Елочка. - Дмитрий
Владиславович, а почему я сколько лет вас знаю, ни разу трезвым не видела?
- Дерзкий язычок, кошачьи ужимки - все это признаки дурного
воспитания, - укоризненно заметил Дема. - Но тебе отвечу, как старому другу.
Я, Леночка, лишний человек на этой земле, никому не нужный.
- Как Онегин с Печориным?
- Да, как Печорин, с той лишь разницей, что меня никто никогда не
любил. Я имею в виду, бескорыстно, как Бэла.
- Даже родители?
- Они-то в первую очередь. Сколько раз подбрасывали соседям, пока не
сбагрили в детский дом. Тебе разве папа не рассказывал?
- А почему так?
- Не знаю, видно, какое-то проклятье на мне. Всегда шел к людям с
открытым сердцем и чистыми помыслами, а натыкался на раскаленную кочергу.
Очень больно жить на свете изгоем, не только что сопьешься, повеситься
можно.
- А дети у вас есть?
- Были, как не быть. Мальчик и девочка. Такие прелестные, помню,
создания, два голубоглазых ангелочка. Как только подросли, подсыпали в кофе
стрихнину. Врач отчекрыжил половину желудка. С тех пор и мыкаюсь из
госпиталя в кабак. Слава Богу, недолго осталось. Еще лет сорок протяну, и
каюк. Над могилкой никто не заплачет. Разве что отец твой помянет недобрым
словом, как незадачливого должника.
Из Деминых очей проступили искренние крокодиловы слезы, при этом он
слишком откровенно пялился на остренькие, смело топорщившиеся под белым
свитерком Елочкины грудки. Мне это не понравилось. Я молча взял дочь за руку
и увел в комнату. Там мы уселись, внимательно разглядывая друг друга.
- Плохо выглядишь, - сочувственно заметила дочурка. - Смотри,
допьешься, схватит дергунчик.
Она была умна, тороплива, скрытна, настырна, бесшабашна, умела
ластиться со змеиной грацией, и не за что было уцепиться, чтобы ощутить: она
моя дочь. Самое ужасное: я давно сомневался в доброте ее сердца. Сомнения
начались, когда я убедился, как бессердечна, жестока ее мать. Чтобы понять
это, понадобились долгие годы, и это открытие было, наверное, самым
потрясающим в моей жизни. У Елочки были материны наивные, беспомощные глаза,