"А.Афанасьев. Зона N 3 - 2" - читать интересную книгу автора

привет от тебя передам. С тобой давай потолкуем.
- Об чем, Василий? Разве ты человечью речь разумеешь?
- Помнишь, как свидетелей на суде науськивал? Какую пышную речь держал?
Смерти требовал. Партия тебя поставила людей от бандитов защищать - так ты
вякал? Ну и где твоя партия? Почему тебя не защищает?
- Сдайся, Василий. Власть тебя помилует, может быть. Ты же судя по
всему умишком повредился.
- От твоей власти мне помилования не надо. Это она пусть пощады просит.
Почин я нынче сделал, а кончу ею, вашей поганой коммунячьей властью, от
которой спасу нет.
- Чего мелешь, Васька, окстись! В штаны не наложи, примерзнет.
Беспутный затеялся разговор, председатель не принимал Ваську всерьез,
но лишь до той минуты, пока у того в руке не сверкнула ухватистая лагерная
финяга.
- Эх, председатель, кончилась ваша сила. Старыми байками живете. Пока
вот будем вас, как свиней, по углам резать, но дай срок, в Москве, на
Красной площади наладим полный карачун.
- Кто это - вы? Урки, что ли?
- Эх, Михалыч, даже жалко тебя колоть. Слепой ты, замороченный. Дальше
амбара земли не видишь. Но придется. Территорию надобно расчистить от старых
пней. Работа большая, трудная, но необходимая.
- Кто же тебе так мозги промыл, Василий?
Председатель уже понял, что ублюдка добром не угомонить, но не такой он
был человек, чтобы сдаться без боя. У бешеного сучонка замаха не хватит,
чтобы его угробить. Поднял со снега брошенное ведро: какое-никакое оружие.
- Что ж, налетай, Васька! Поиграй в орлянку с председателем, коли
приспичило.
Хохряков засмеялся ото всей души.
- Вот все, что у вас осталось. Пустое ведро да коммунячий гонор.
Шагнул к колодцу, вроде отступил, и тут же с упора прыгнул на старика,
играючи ткнул финягу в подбрюшье. Председатель выбежал на пожар налегке, в
свитере и пиджаке - нож вошел в мякоть, как в масло. Однако, скользя по
снегу, председатель махнул ведром, треснул Ваське по черепу, да с таким
звуком, будто чурбак раскололся. Какой прыткий дедок! От боли, от
неожиданности Васька вмиг озверел. Воткнул нож в председателя двадцать или
тридцать раз (по следствию - сорок восемь), целя в шею, в лицо, в туловище,
куда попало. Старик извивался по насту кровавым угрем, уворачивался и без
устали размахивал окаянным ведром, пока Хохряков, осатанев от нелепого
сопротивления, не расплющил ведро каблуком вместе с рукой. Тут председатель
наконец утих, успокоился и что-то прошипел себе под нос, вроде подыхающей
гадюки. Ваське вдруг до страсти захотелось услышать, что он там пробулькал
на прощание, какой завет. Обхватил тушу за обмякшие плечи, притянул к себе.
- Ну-ка, повтори, клоп!
Погорячился, конечно. Старик поднатужился и харкнул ему в глаза
кровяным липким сгустком. Утерев лицо, Васька добил его точным, прицельным
уколом в сердце.
В недоумении покидал деревню, которая так толком и не проснулась.
Знакомым перелеском, через кладбище, спустился к реке и вскоре очутился на
тракте, откуда предстояло пехать до райцентра ещё верст двадцать. Мороз
укрепился, и небо очистилось от слюдяной коросты. Наст проминался, будто