"А.Афанасьев. Зона N 3 - 2" - читать интересную книгу автора

Командировка в бизнес затягивалась, и Сергей Петрович чувствовал, что
все дальше отодвигается от каких-то очень важных событий. Он всегда жил с
ощущением, что его поезд вот-вот уйдет, и надо спешить, чтобы потом не
цепляться за подножку. К сожалению, он не знал, какой это поезд и куда он
катится, тем самым походя на большинство нормальных людей на этой планете.
Как-то в добрую минуту генерал Самуилов очень точно определил его сущность:
"Ты не Сократ, голубчик Сережа, твой способ постижения истины - это
движение".
Майор не обиделся, потому что это было правдой. Однако он отнюдь не
считал, что жажда действия, томившая его душу, равнозначна хаотичному
мельтешению бактерии под микроскопом. Как раз он понимал, что именно
избыточность, неконтролируемость энергии является причиной всех бед на
земле, от обыкновенного преступления до атомного взрыва. И все же усмирить
зло, уже вырвавшееся на волю, способна не мысль, не рассуждение, пусть самое
эффектное, а лишь адекватный встречный удар. Да, он не Сократ, но он и не
стремится им быть. Есть люди, как Самуилов, которые в тиши кабинета, получая
огромное удовольствие, планируют и рассчитывают направление удара, а есть
такие, как он, которые его наносят. Каждому свое, сказано у апостола. Каким
родился, таким и помрешь. Крестьянин пашет землю, ученый изобретает порох,
балерина танцует Жизель, чечен точит кинжал, еврей считает деньги, врач
лечит больных, рыба мечет икру - и никому не обидно, каждый при своем деле.
Попробуй, перемешай всех местами, и получится нечто ещё более бредовое, чем
нынешняя российская действительность. Конечно, бывают исключения из правил,
каковым является его любимый друг и брат Олег Гурко, могущий быть и тем, и
другим, и третьим, и четвертым, и везде будет хорош, но что это доказывает?
Пожалуй, ничего другого, кроме того, что в Господнем курятнике предусмотрено
появление многоликих, многогранных людей, но каково их истинное
предназначение, неведомо им самим. Сергей Петрович восхищался своим другом,
иногда завидовал, но всегда к этому примешивалось странное, вроде бы
неуместное сочувствие и жалость. Так мудрый ваятель смотрит на тончайшее
произведение искусства, любуясь им, но сердцем сознавая его надмирную
хрупкость. Да, Олежек был хрупок, деликатен, забавен, восприимчив, чрезмерно
чувствителен, но все же доведись Сергею Петровичу самому выбирать себе
врага, он предпочел бы двух генералов Самуиловых плюс всю московскую мафию
одному Гурко.
Они встретились в маленьком баре неподалеку от Маяковской, где на
пластиковых столиках цвели бледно-голубые бумажные розы. Гурко позвонил
утром, и по его безмятежному голосу, который слегка искрил, Сергей Петрович
понял, что, видимо, его затянувшаяся командировка скоро получит новый
разворот.
Заказали по чашечке кофе и по бутерброду с сыром. Притулились в углу.
Народу в баре было немного: двое бычар пожирали "шанхайские пельмени",
интеллигентный алкаш завис над рюмкой водки, женщина средних лет и
неопределенных занятий беседовала о чем-то с барменом. Негромкая музыка из
"ящика".
- Ну что, малыш? Приспичило, и старого товарища вспомнил? - Сергей
Петрович радостно улыбался. Они уже обменялись дежурными шутками типа:
"Господи, ты опять живой!" Гурко был немного бледноват, но морда
одухотворенная, сразу видно - на тропе.
- Какие-то мы все стали равнодушные, что ли, - заметил он задумчиво. -