"Анатолий Афанасьев. Монстр сдох " - читать интересную книгу автора

говоря, вздернули на одной перекладине рядом с неутомимым добытчиком, а
похоже, шло к тому.
Он верил в талант и ум Василия Оскаровича, но чувствовал в его
начинаниях некую роковую обреченность, этакий кладбищенский отсвет. Может
быть, сказывался возраст компаньона - пятьдесят девять лет не шутка.
Получалось, что со всеми своими невинными слабостями - молоденькие девочки,
рулетка, кокаин - он на чужом пиру справлял похмелье. Пока молод, было
нельзя; подоспели светлые деньки, рухнул поганый режим, нормальные люди
пришли к власти, а уже седина в бороду, силенки не те, вот и заспешил,
точно ужаленный. Гнал по кочкам без тормозов. Наверстывал, что упущено -
вопреки доводам рассудка.
Иногда в грустном раздумье Шахов приходил к мысли, что в судьбе
Поюровского отразилась злая доля всего заполошного поколения так называемых
шестидесятников, понюхавших чуток свободы при Хруще, а после прищемленных
за языки на целый двадцатилетний пересменок. Что-то отморозилось в их
сознании. Спеси, гордыни не убавилось, юные надежды их питали, но здравый
смысл напрочь выдуло из башки, оттого и внешне они почти не менялись,
какими были двадцать лет назад - розовощекими, настырными, с недержанием
речи и блуждающими очами, такими в шестьдесят, семьдесят лет и в гроб
ложились. Только ленивый не потешался над их карликовыми потугами
изображать из себя влиятельных господ и властителей дум. Но все же надо
отдать им должное, хватательный рефлекс у них с годами не притупился,
хапали наравне с молодыми, по-черному, но сильного применения капиталу, как
правило, не находили. Благодаря прежним связям быстро сколачивали миллионы
и тут же спускали в какие-то одним им ведомые черные дыры. Василий
Оскарович уж на что умен, на что хваток, а кроме этих четырех-пяти
лечебниц, да небольшого счета в Женеве, да приличной дачки в Барвихе, ему
нечего предъявить.
С дачкой вообще разговор особый. Если бы не Шахов, не видать бы ему
ее, как своих ушей. Когда в 91-ом году после известных событий освободилось
много правительственных угодий и началась из-за них настоящая рубка, именно
Шахов через папаню супружницы спроворил Поюровскому поместье Аксентия
Трибы, псковского ублюдка, который как раз накануне, по тогдашней моде, при
загадочных обстоятельствах выбросился из окна.
- Кофе стынет, Леонид Иванович, - сунулась в двери Фаинка. - Не подать
ли сюда?
- Испарись, - отмахнулся Шахов. - Сейчас приду.
Прежде всего следовало выполнить неприятную обязанность, отзвонить
Катьке-супружнице. По негласному уговору они оба были свободны, но всегда
ставили друг друга в известность о собственном местопребывании. Даже если
по вечерам просто где-то задерживались. Мало ли чего.
- Как дети? - заботливо спросил Шахов после обычных приветствий.
- Нормально. Как ты? - голос у супружницы глуховатый, будто стесанный
ржавым напильником.
- Все в порядке... У Вики прошло горлышко?
- Почти. Денек еще подержим ее дома.
У Шахова с супружницей родились три дочери, старшей было одиннадцать,
младшей, забияке Манечке, унаследовавшей сварливый характер тестя, пошел
шестой годок. Леонид Иванович старательно играл роль чадолюбивого,
заботливого отца, но на самом деле главным чувством, которое он испытывал