"Георгий Адамович. Дополнения к "Комментариям"" - читать интересную книгу автора

катилось солнце Гюго. Из прошлого вспомнили Шекспира, - и в нём его ошибки и
его уродства.

* * *

За два года до смерти Пушкин писал о "глубоком и жалком упадке"
современной ему французской литературы. Несколько случайных строчек Вольтера
казались ему недостижимым образцом для французов его эпохи.
Пушкинские стихи с каждым годом становились все суше и всё строже,
иногда даже ценой потери прежней "неги". Он как бы сдерживал, напрягая все
силы, готовое рухнуть здание - стиль искусства. Он избирал наименее песенные
формы - шестистопный ямб и ли белый стих.
После его смерти медленно и верно начинается разложение. В стилистике
Лермонтова уже даны шестидесятые и девяностые годы, романы Чернышевского и
Успенского, идеология русской общественности et caetera.
Поэзия Тютчева есть как бы история жизни очень здорового сознания в
эпидемически-зараженном воздухе, история стилистических побед и поражений
(далеко не редких).
Позднее пришли Надсон и Бальмонт.

* * *

Надо ли объяснять, что порча стиля есть желание сделать его вполне
свободным: никаких рамок, и ничем художник не ограничен. Но "стиль - это
человек". Всегда и везде это идет параллельно с назойливой выразительностью
чувства и с затмением разума. Разум ведь на то и дан человеку, чтобы знать
цену "рамкам".

* * *

На Западе было назидательное явление: парнасцы. Во главе их стоял
человек если и не гениальный, то проникнутый сознанием высокого назначения
поэзии. Они безошибочно определили место индивидуально чувства в искусстве.
Они упорно работали над техникой.
И всё-таки почти всё, что они оставили, напоминает лишь превосходные
черновики. Романтизм, из которого они вышли, тяготеет над ними, давит и
опутывает их. Они многословны и педантичны. Леконт де Лиль, ни за что на
свете не согласившийся бы вспомнить о своём личном горе или радости, легко
отдает целые десятки строф на описание чувства Каина или Сигурда. Как будто
это не одно и то же?
Исключим навсегда из числа французов прошлого века: Альфреда де Виньи,
самого холодного, самого печального, самого одинокого из всех когда-либо
живших на земле поэтов (мне хотелось бы ещё добавить: и самого взрослого).
И Бодлера, конечно.

* * *

Банвиль в остроумнейшем "Petit Traite" оживленно и настойчиво спорит с
Буало, будто со своим современником. Это лучшее подтверждение силы влияния
Буало.