"Алесь Адамович. Немой" - читать интересную книгу автора

- Нет, конечно!-Полина почему-то покраснела.
- И у нас тоже: конечно! Но отец и особенно муттер - очень верующие.
Фюрера они только боятся. У вас мало церквей, где у вас венчались, или как
это?
- В сельсовете.
- Это... а, муниципалитет! Вокруг пня? Древние германцы так делали. Или
это историческая шутка, не знаю.
Однажды ранним утром Полина увидела, что Франц ходит по пепелищу ее
дома, внимательно рассматривает у себя под ногами, что-то ищет. Видно, кости
Отто хочет и боится увидеть.
Кучериха "с работы" обычно уходила, не объявляя об этом Полине, Францу:
исчезала, и все, приходили в свой двор, а она уже там, варит им ужин или
спит, завернувшись в колхозную свою телогрейку.
На этот раз почему-то попрощалась. Подошла:
- Ну, я там собрала, и там, и там. Я пошла -похороните.
Полину потом мучила память, догадка; она сказала "я пошла -
похороните!" Знала, что сейчас ляжет и умрет? Когда они с Францем вернулись
"домой", Полину поразило, как по-детски спит ее мать. Рваные свои солдатские
ботинки аккуратно поставила в головах (отец всегда смеялся над Павлом, когда
он так делал по крестьянской привычке), руку положила под щеку, босые ноги,
поджав, спрятала в длинной юбке. Разговаривали вполголоса: пусть поспит.
Приготовили ужин, стали будить, а она...
Полина не кричала, тихо и безнадежно текли слезы, все делал, что надо,
Франц. В этой деревне столько смертей, что закричать (а так хотелось!) было
страшно.
На мертвом лице снова появилась, как бы проявленная смертью, мамина
улыбка. Только тут сообразила Полина, чего не хватало все последние дни,
недели. Ведь всю жизнь, сколько Полина себя помнит, рядом было немолодое
лицо с неизменной доброй улыбкой, ласковыми чертами, так сочетающимися с
певучим "маминым" голосом. "Алтайский голосок у нашей мамы, знаете, какое в
горах эхо!"-любовно говорил отец. И еще: "Мама наша в детстве подмазку
съела, всегда улыбается, правда, дети?" Он привез маму с Беломорканала, из
ссылки, потому что она-"из кулаков". Прямые слова про это отца когда-то
пугали Полину, требовали других, а не тех, что у нее, к матери, чувств. Они
стихов, поэм столько заучивали про Павлика Морозова. Свой же Павлик,
казалось, не переживал, даже когда отец, выпив (редко, но бывало) обзывал
себя с вызовом: "вредитель", "враг народа". Мама его тогда старалась увести
от детей, уложить спать. Как с этим было справиться детской душе, зыбкому
сознанию? Павел справлялся легко. А может, и не так, просто характер у него
мужской. ("Кремень наш Павел",- говорил отец полушутя-полусерьезно.) Полина
же не раз по ночам, плача, переписывала маме и отцу биографии. В ее
фантазиях родители были те же самые, с маминой постоянной улыбкой, отцовской
резкой горячностью, но на Беломорканал они ездили по комсомольским путевкам
и вообще все, как в книгах и в кино.
На огороде возле старой груши Франц копал могилу Кучерихе. Прикидывал,
из чего сделает гроб. Ни досок аккуратных нет, ни инструмента. Копал и в
мыслях обходил двор за двором, всю деревню, припоминая, что и где видел.
Пошел искать доски, а когда принес нужное (даже сломанная пила ему попалась,
полуобгоревший топор), увидел, что Полина уже побывала в хованке-погребе и
достала серый валик домотканого полотна. Молча, каждый свое, делали. Франц