"Алесь Адамович. Немой" - читать интересную книгу автора

- Прости, Франц.
Кто ее поднял, кто вел назад, она не видела: глаза залепило, ей
казалось, что кровь мешает смотреть, слиплись пальцы, которыми закрывала
лицо. Голоса вокруг, крики были испуганные, но все равно радостные. Ей надо
было услышать Франца, его голос. Кто-то стонал рядом, а женщина пронзительно
кричала, подумалось: как роженица! И про своего: напугался, маленький? Это
мама твоя виновата, все мама!..
Немало времени минуло, и вдруг загудело, и снова закричали, непонятно,
радостно. Полина в ужасе, в отчаянии терла глаза, стирала кровь, липкую
теплую пелену, чтобы увидеть, чтобы смотреть - щемило лицо, кожу на левой
щеке, на шее и лбу, правым глазом чувствовала свет, но и только.
Потом около нее зазвучали забыто спокойные человеческие голоса, кто-то
трогал ее лицо мужскими, с запахом табака, пальцами, просили ее убрать свои
руки.
- Правый цел, кажется... - услышала она. Крепко запахло аптекой, чем-то
холодным-холодным смочили лицо. Она крепко зажмурилась, все надеясь: вот
сделают так и так, откроет глаза и будет видеть. Й правда - правым
разглядела высокого военного в серой шинели, неправдоподобно толстую женщину
в белом халате поверх телогрейки.
- Перевяжите - и на машину. Остальное потом, - приказал военный и
отошел к другим.
С машины и разглядела Франца. Лицо ее, голова уродливо и тепло обернуты
ватой, бинтами, но один глаз открыт. Увидела: стоит позади всех, взгляд
тупо-растеряниый, нет, как у забытого, потерявшегося ребенка. Вид страшный.
Как бы теперь только это увидела по-настоящему. Толстая женщина в халате
нетерпеливо обернулась на ее вскрик:
- Иу, что там? Вы кого зовете? Муж? Это какой, кто? Немой? Где тут
немой? Кто муж этой женщины? Давайте его на эту машину.


13


Когда учился в Минском университете, в нашей комнате по улице Немига
были одни лишь фронтовики и недавние партизаны. Как и во многих других
комнатах. Наша особенно знаменита была баянистом - Иван Иванович с физмата.
Все коридорные танцы метелили под его музыку. На свадьбах репертуар Иван
Иванович выдерживал строго классический. По одному уводили невесты-жены
наших фронтовиков-партизан, и провожал их в семейную жизнь Иван Иванович
маршами: из "Аиды", из "Фауста". Лишь потом, позже мы это услышали в
исполнении симфонических оркестров.
А вот на его свадьбе наших было мало. По-моему, не захотел нас видеть у
себя. А точнее, чтобы мы увидели.
Лишь в день его погребения, Ивана Ивановича, - через долгие годы - я
увидел его жену, побывал в квартире. Лежал он в гробу в столь непривычном на
нем костюме (всегда ведь в черной, все одной и той же, гимнастерке), а на
стуле возле него сидела женщина, все время полуотвернувшись. Я знал, мы
знали, а тут я впервые рассмотрел: щека черная, как остается от близкого
взрыва, глаз один жутковато неподвижный, вставной. Ей самой, возможно, было
безразлично, как она смотрится, отворачивалась же (вдруг подумалось): ради