"Алесь Адамович. Немой" - читать интересную книгу автора

разоблачителя их "главнокомандующего" то, к чему сам он, Сталин, близко их
не подпускал, но "Никиту" тем не менее недолюбливали, а "генералиссимуса"
по-прежнему почитали. Так и не узнали, а узнали бы, не поверили, что готовил
и им кровавую баню, может быть, сразу же после евреев, и только смерть
помешала ему отблагодарить их по-сталински.
К этому времени на местах уже произошло "омоложение кадров" - в
райкомах и райисполкомах на смену бывшим партизанам пришли другие люди, но в
центре, в Минске, они сидели плотненько, а потому районные руководители
такие партизанские праздники организовывали со всем партийным размахом.
Высылали на "места боев" буфеты, заранее сооружали где-нибудь на лесной
поляне или у речки трибуну, выделяли собственных ораторов, наструнивали
сельских учителей, этих безропотных пристяжных во всех подобных
мероприятиях, колхозников старались не занимать срочными работами и даже
собственным начальственным присутствием освящали выездные попойки. Как если
бы к ним приехало начальство из области или из самой столицы. Помнили:
завтра кто-нибудь из этих партизанчиков запросто повстречается с Мазуровым
или Машеровым да и поделится впечатлениями о постановке патриотического
воспитания в таком-то районе.
Ну, а мы, рядовые народные мстители, настроены были
мирно-ностальгически даже по отношению к тем из своего бывшего начальства,
кого на дух не выносили. Сами же наши начальники продолжали выяснять, кто
кого обскакал после войны и по заслугам ли. Но случалось, что жизнь и нас
сталкивала лбами. Да нет, не жизнь, что нам было делить,
а вполне определенные, компетентные в таких делах органы. Мне,
например, с какого-то времени ездить на такие встречи расхотелось, хотя
многих повидал бы с радостью. Как-то совестно было встречаться с веселым
своим комбригом, который, простецкая душа, подписал против меня коллективное
письмецо в белорусской газете с гневным полковничьим осуждением "пацифиста"
и "абстрактного гуманиста". Ну что, выяснять с ним, какие бывают гуманизмы?
Абстрактные, не абстрактные? Глупее не придумаешь. Или такое же письмо моего
одногодка, который аж в московской "Красной звезде" излил свое огорчение,
что довелось ему партизанить с человеком, клевещущим на наших героических
генералов.
Но первое время мы ездили на такие встречи очень охотно. (После лишь
брат мой туда отправлялся, а мне привозил приветы.) Вот там я и увидел
Франца, его обширное семейство. Возле машины-буфета толпились чисто одетые
колхозники, в основном женщины с детьми и подростки, в глаза бросился
высокого роста голубоглазый мужчина в простоватом суконном костюме и в
галстуке. Он только что принял от буфетчицы на двух тарелках хлеб и горку
сосисок, и его окружили подростки - сколько же их, не пятеро ли? Невысокая
полная женщина (таких у нас предпочитают называть: женщинка, и еще очень
хорошо ложится слово: кобе-та, кобетка), пошумливая на эту орду, начала
делить, сосиски-по одной каждому. На голове у нее темная косынка, хотя
платье веселое, цветастое. А приглядеться если, увидишь, что левая щека у
женщины повреждена, как бывает от близкого взрыва.
- Поля, есть апельсины, может, купим?
Заметно, что этот муж советуется со своей кобеткой постоянно.
- Ой, мабыть, дорого?
- Но им же хочется.
- Хочется! Хочется! - подтвердила орава.