"Ильдар Абузяров. Мексиканские рассказы для писателей" - читать интересную книгу автора

электричества на секунду отключили свет. И я оказался один на один с темным
окном монитора. А потом компьютер загорелся вновь ярко-белым пустым файлом.
И мне ничего не оставалось, как помахать облепленному липким белым
снегом с ног до головы Родригио рукой - мол, прости меня, дружище. Нам с
тобой еще предстоит учиться общаться с женщинами и добиваться их. Как в
реальном мире, так и в литературе. Нам с тобой еще предстоит все начинать
сначала.

Ответный ход конем

Хуан нервно ходил по комнате в надежде занять себя каким-нибудь,
способным подтолкнуть его сценарий делом. Для закрутки сюжета ему просто
необходимо было найти неожиданный, интригующий ход. Постояв с пару минут у
книжной полки, задумчиво полистав газету и мысленно разыграв этюд блестящего
Касабланки, там, на последней странице, между сканвордами и изображением
сковороды "Цептер" с рецептом, Хуан уже было потянулся к пульту телевизора,
чтобы посмотреть скачки.
Пульт лежал на ночном столике жены, рядом с очередным любовным романом,
которые Оланда так любила читать перед сном. И что она находит в этих
удивительно фальшивых любовных интонациях, - с явным раздражением Хуан взял
в руки открытую на последней странице книгу и с удивлением наткнулся на
необычайно развеселившую его фразу:
"Жизнь - это скачки, в которых нельзя ставить на одного жеребца, как
нельзя складывать яйца в одну корзину. Но, к сожалению или к счастью,
наивное сердце Луселии об этом не знало".
Тут же бурлящее, как кастрюли Оланды, воображение Хуана нарисовало
картину: Мадрид, поздний фиалковый вечер, его уставший от жены и быта герой
едет в метро. А напротив сидит девица, одна из тех розовощеких, упругих
девиц, что в силу своего юного сентиментального возраста и женского
сентиментального характера увлекаются пошлыми мексиканскими романами в ярких
обложках, с каждым новым словом все более влюбляясь в выдуманного персонажа
и с каждой новой страницей все более погружаясь в болото зелено-сопливых
книжных фантазий, не имея шансов вырваться из них и полюбить, пусть не
идеального, но реального человека.
А он интеллектуал, он любит фильмы Трюффо и Гринуэя. Он ищет в этих
фильмах возвышенную экзистенциальную жизнь, жизнь без пошлого налета быта.
Сейчас, в метро, он видит перед собой красивую читающую книжку девушку в
блузке табачного цвета. Ее лицо настолько невинно, свежо, что это не может
его не вдохновить, не может не дать почувствовать себя героем фильма Трюффо.
Пока он смакует секунды в преддверии решительного шага навстречу
Судьбе, Любви и Верности предназначению (этим большим С, Л и В) - девушка
заканчивает читать последнюю страницу, захлопывает книгу и, глубоко вздыхая,
как это, наверно, делают все впечатлительные девушки сего мира,
произносит: - "Эх!" - но не с подлинно горькой, экзистенциальной интонацией,
а с ложно-любовной мексиканской: мол, вот это жизнь! - у других, по ту
сторону книги.
Поняв по настырному движению тонких пальчиков, заталкивающих книжку в
дамскую сумочку, что теперь ничто не отвлечет больше ее внимания от
неизбежного будущего, наш не успевший разглядеть автора и название книги, но
очень заинтригованный герой подходит к очаровательной незнакомке со словами: