"Сергей Абрамов. Волчок для Гулливера (Авт.сб. "Канатоходцы")" - читать интересную книгу автора

рискнуть неустойкой.
- Не верю, - встряхнул длинными волосами Доминик. - Это не свобода
капитала и не свобода времени. Это освобождение от нашего общества. Вы не
любите Дом, Роджер.
- Что подтверждают и мои данные, - как бы вскользь, никому не глядя в
глаза, бросил Лойола.
"Вы правы: не люблю, - хотелось крикнуть Роджеру, - и жажду свободы. От
страха, от сыска, от невидимого и неслышимого насилия". Но он промолчал.
Лабард знал, что говорит.
И тут подняла ресницы Полетта.
- А за что ему любить Дом, Доминик? За электронные развлечения Лойолы?
За свободу его "иезуитов" открывать наши комнаты и рыться в наших бумагах?
О какой свободе идет речь? Я не могу без специального разрешения
воспользоваться ни краулером, ни тюбом. Это я. А Роджер? А Джонни? А Майк?
Не рассчитывайте, Майк, на морские прогулки и летние отпуска. Здесь не
заинтересованы в свободе ваших передвижений.
Доминик Лабард побледнел, замер, машинально согнул серебряную вилку, но
сдержался.
- Не знал. Моя дочь переходит в оппозицию.
- Две неправды, - откликнулась Полетта. - Первая: я помогаю, а не мешаю
вам. Как секретарь я бы удовлетворила даже Лойолу. И вторая: я не ваша
дочь.
- Приемная, Полетта. Но что это меняет? Я вырастил тебя, как родную
дочь.
- Котенка тоже можно вырастить, Доминик.
- Полетта права, - поддержал сестру Фрэнк. - Вырастить и воспитать еще
не значит отнять право мыслить по-своему.
Семейный спор, думал Майк. А пожалуй, это не только спор, но и
расхождение во взглядах, скрытая, но уже обнаруживающая себя враждебность.
Ведь Полетта не случайно дружит с Роджером, а отношение Роджера к Дому уже
известно. И Джонни хотя и молчит, только губами поводит, словно резинку
жует, но явно сочувствует и Полетте и Фрэнку. Значит, в Доме действительно
есть оппозиция его главе и создателю, и Доминик, вероятно, об этом
догадывается, а Лойола наверняка знает. Тогда Лабард должен дать бой своим
скрытым противникам, дать бой именно сейчас, чтобы завоевать Майка, потому
что именно сейчас Майк должен решить, примкнуть ли ему к оппозиции или
остаться нейтральным. Ведь пять лет впереди уже отнял контракт, а у него
нет наследства, чтобы выплатить неустойку, а может быть, сейчас Лабард
преодолеет его сомнения.
И Доминик, словно прочитав мысли Харди, повел наступление, как адвокат,
убежденный в правоте подсудимого, расчетливо и вдохновенно.
- Не любить Дом нельзя. Все, что о нем писали как о чуде, - правда, и я
не стыжусь напомнить об этом. Я убежден, что это и вершина демографической
мысли. Вообразите себе моря и океаны мира, застроенные тысячами таких
домов. Островов хватит. Бермуды, Багамы, Гавайские, Соломоновы - мало ли
их? А ведь такому дому-городу нужна только скала размером не больше
футбольного поля. Все население Земли можно будет разместить в этих
океанских волчках - пять, десять, двадцать пять миллиардов. Не страшен
никакой демографический взрыв, никакая перенаселенность. На Земле
останутся - я имею в виду сушу - только опустевшие города-музеи,