"Александр Абрамов, Сергей Абрамов. Шекспир и его смуглая леди ("Версии истории" #1)" - читать интересную книгу автора

Вопрос показался графу праздным, отвечать на него он не стал. Приподнял
бархатный берет:
- Доброй ночи, господа. Приятно было, как обычно.
- Нам тоже, - сообщили господа нестройным дуэтом.

Смотритель снимал дом неподалеку от Лондонского моста. Именно дом! Он
счел необходимым сразу и явно предъявить всему свету...
(в любом смысле - всему, в том числе - лондонским "сливкам
общества")...
собственные претензии: мол, мы богаты, знатны, избалованы комфортом, а
что до нашей панибратской дружбы с актерским людом, так мы и не высокомерны.
Человек нам интересен сам по себе, а не тем шлейфом, что ему навесили
предки. Вот Кемп, к примеру. Комик от Бога! Ну пьет. Ну сквернослов. Ну
грязен без меры. Но когда на некоем светском приеме весьма неглупый и
демократичный для своего времени граф Саутгемптон брезгливо
полюбопытствовал: как, мол, вы, Граф, так тесно общаетесь с этим... э-э...
практически животным? - граф Монферье ответил просто: с удовольствием
общаюсь, граф, ибо ум Кемпа остер, а что до запаха, им исторгаемого, так
Лондон вообще вонючий городок, так что на общем то фоне...
А Париж, конечно, промах сладчайшим парфюмом, не преминул Саутгемптон
подцепить милого ему собеседника...
(именно так: Саутгемптон весьма симпатизировал Монферье и наоборот, и -
наоборот, хотя знакомство их было пока кратким, но зачем двум хорошим людям
нужен долгий срок для сближения? Вопрос риторический)...
Кольнуть шпагой своего знаменитого остроумия. Но не тут-то было.
Патриотизм не являлся ведущей чертой Монферье. Париж еще более вонюч,
ответил он без тени улыбки, и парфюм только добавляет в букет злую ноту.
Представьте, граф: дерьмо и роза!
Каково, а? И Саутгемптон, сам несколько злоупотребляющий французким
парфюмом, согласился. И даже, как знал Монферье, пару раз потом общался с
Кемпом накоротке.
Да и чему тут удивляться: широких взглядов человек и чуткой души, это
известно каждому. Саутгемптон имеется в виду.
Из окон дома Смотрителя виден был собор Святого Апостола Павла - это с
одной стороны, с западной, а с восточной- торчали из-за крыш городских домой
мрачные стены Тауэра, ну и башня конечно. Сам дом был бессмысленно велик для
одного человека, но форс есть форс...
(от родного французского force - сила, значимость)...
и Смотритель (точнее все-таки - граф Монферье) держал Половину комнат
запертыми, что весьма радовало нанятую им прислугу. Зато спал граф на
поистине королевской кровати с резной спинкой, с бархатным балдахином на
четырех деревянных и тоже резных (изображения заморских цветов) колоннах, и
вот тут уже огорчал прислугу, заставляя менять простыни раз в три дня. А они
у него - шелковые... Заставлять чаще просто не рискнул: не поняли бы, пошел
бы слух, а зачем это графу, то есть Смотрителю?
В то утро после описанной выше пьянки он проснулся рано, едва лишь
нещедрое лондонское солнце позолотило купола собора. То есть с восходом
проснулся, говоря проще. Кликнул женщину, та принесла в спальню серебряные
таз и кувшин с теплой водой, кусок плохо мылящегося английского мыла. Полила
графу. Тот, экономя теплую воду, вымылся до пояса, даже голову ухитрился