"Мансур Абдулин. 160 страниц из солдатского дневника " - читать интересную книгу автора

стволы минометов от пороховых остатков. По засоренному стволу мина
продвигается медленно, и следующая при ведении беглого огня, посланная до
выстрела предыдущей, может взорваться в стволе...
- Отдыхайте пока, - велел Бутейко, и они с Хисматуллиным, пригибаясь,
ушли дальше по траншее.
Серега Лопунов немедленно потребовал у Фуата иголку с ниткой, а
Кожевников Виктор - листок бумаги и карандаш... Надо сказать, что в вещмешке
нашего с Суворовым заряжающего всегда было все, что требуется человеку:
иголки, нитки, шнурки, пуговицы, ножнички, бритва, вазелин, мыло, сапожный
крем, щетка, йод, бинты - большой аккуратист Фуат. И никогда не сидел без
дела. Вот и сейчас, пока мы занимались воспоминаниями, он успел пришить
распоровшуюся подкладку своей шинели и уже осматривал покосившийся каблук на
ботинке Макарова Николая. И портным он был отличным, и сапожником, и
поваром, и, если приходилось, кузнецом и плотником. А хлеб, сахар или там
махорку в нашем взводе никогда не делили по методу, когда один спрашивает:
"Кому?", а другой, отвернувшись, отвечает: "Иванову, Петрову, Сидорову..." У
нас Фуату доверяли разделить, и потом каждый брал с плащ-палатки любую из
сорока паек, уверенный, что все они одинаковы. Фамилия Худайбергенов
по-русски означает "божий дар". По отцу Фуат был татарин, а по матери -
узбек. Сильный, крупный парень - мой одногодок. Неразговорчивый. Но когда
приглашал всю роту на плов после Победы - откуда только бралось красноречие!
Все были вынуждены клясться, что приедут к нему в Ташкент. Мне клясться было
сподручней, чем другим: незадолго до войны отец перевез нашу семью из Сибири
на рудник Саргардон в Средней Азии - домой все равно через Ташкент ехать...
Про все про это и я, по примеру большинства товарищей, нацарапал домой
письмо, надписал адрес: "Южно-Казахстанская область, Бостандыкский район,
кишлак Бричмулла, Абдулину Гизатулле", и обратный: "Полевая почта 1034".
(Через сорок с лишним лет, когда я возьмусь записать на бумаге пережитое,
сотрудники архива Министерства обороны СССР, заглянув в дивизионные - 293-й
дивизии - документы, с некоторым удивлением подтвердят: да, почта в наш
1034-й стрелковый полк - до преобразования его в феврале 1943 года в 193-й
гвардейский - шла под номером полка.)
Бросил треугольник в общую кучку, и вот тут - до дежурства оставалась
еще пара часов - от нечего, как говорится, делать одолела меня дума, имя
которой страх. Вон Иван Конский спит и небось во сне свою родную Смоленщину
видит, а в моей зрительной памяти назойливо держится картинка, увиденная в
балке: фиолетовые лица трупов.
...Как шахтер-горняк, я был забронирован от мобилизации, но добился
отправки на фронт. Четверо друзей - Коняев Коля, Ваншин Иван, Карпов Виктор
и я - мы явились в Бостандыкский райвоенкомат, доказывая военкому, что не
такие уж мы опытные шахтеры, чтобы нас бронировать от фронта. "Броня
Комитета Обороны! - твердит военком. - Не могу и не имею права!" Пришлось -
смешно вспомнить - пригрозить, что вот взломаем ночью магазин, чтобы
отправили нас хоть со штрафным батальоном, а на суде дадим показания, что
майор Галкин не хотел отправить на фронт по-хорошему... Смог-таки майор
Галкин: куда-то позвонил, с кем-то согласовал - и вот мы голышом перед
придирчивой комиссией, набирающей курсантов в авиационное училище. Приняли
только двоих из нас моего самого близкого дружка Коняева Колю и Виктора
Карпова. Мы с Ваншиным снова в военкомат, и в тот же день поехали: Иван - в
Чирчикское танковое училище, а я - в Ташкентское пехотное имени В. И.