"Артем Абрамов, Сергей Абрамов. Убей страх: Марафонец " - читать интересную книгу автора

человеческая психика плохо воспринимает невероятное. Оно не всегда очевидно -
даже когда его можно потрогать, взять в ладонь горсть сухой красноватой земли,
потереть, просыпать между пальцами. Оно не всегда очевидно, потому что есть
границы у материализма, на коем - прав товарищ К. Маркс! - зиждется мир, и если
человеческий разум вынужден пересечь эти границы, то не исключено, что он,
разум, не выдюжит - свихнется. Старое правило: чтобы не свихнуться, займись
привычным, рутинным, монотонным. И Чернов побежал.
Бежал и все-таки думал: почему он не запаниковал по-черному, не повернул
назад - к людям, к родному метро "Сокольники", к родному дому, к родному коту,
почему не попытался в чужом пространстве отыскать обратный вход в родное? Это
один Чернов думал - человечный человек. А расчетливый легкоатлет, беговой
автомат, автоматически умеющий раскладывать себя на десять изнурительных
километров, думал о другом: что там - за десятым? Или за двадцатым? Или за
сотым? Или нет в этом "здесь" ничего, кроме холмов и кактусов, а
утоптанно-укатанная дорога никуда не ведет или, вернее, ведет в никуда?.. Но он
же был прагматиком, Чернов, он понимал, что дорога - рукотворна, а значит, по
концам ее должны найтись те, для кого она проложена мимо холмов и кактусов. И в
самом деле, не стоять же бессмысленно! "Сладкий взрыв" необычайной силы
распорол мир Чернова, и стайер выпал в прореху. Но коли сумел выпасть,
значит...
Ничто ничего не значит, здраво понимал Чернов и поэтому бежал вперед, к
людям, к жизни, потому что раз уж он остался на дистанции, то с ума не сойдет.
Сто пудов! А о том, что сзади нет никакой прорехи, не видно ее, что она
затянулась в этом горячем воздухе - даже следа не осталось! - о том как-то не
думалось. "Не видно" не значит "отсутствует". Это - из другой фантастической
книги. К слову, великое свойство любого человечного человека: не думать о
нежелательном, отметать его, оставлять на потом. Даже если этот человек -
стайер-полиглот, помнящий не только прочитанную фантастику, но и изучаемую в
свое время в институте науку логику.
Но не для жизни она, наука эта...
Кроссовки быстро стали из белых красно-желтыми, грязными, белейший
рибоковский костюмчик - тоже, но Чернов был выше подобной мелочи, он мчался
вперед, неведомо куда, но зато в ту же сторону, в какую начал бег в далеких
отсюда Сокольниках. Как он это определил? Да просто ни "там", ни "здесь" не
сворачивал он с выбранного направления. И не терзали его пустые сомнения: а
вдруг не в ту сторону, а вдруг надо все же назад, бороться и искать, найти и не
сдаваться (цитата), ловить, слепо тычась, тайные дыры нуль-переходов? Зачем? Их
нет, как ни гляди (а он поглядел), а Земля - круглая в любом
пространстве-времени, рано или поздно вернешься в то место, с какого начал бег.
А то, что это - Земля, Чернов не сомневался. Во-первых, не хотел сомневаться,
иначе - зачем бежать? Тогда надо лечь, предаться унынию и горести и покорно
ждать смерти. Но не учили его унывать ни в спорте, ни в работе! А во-вторых,
солнце светило по-земному привычно и внешне походило на привычное земное
солнышко, а жар его не вызывал вздорных сомнений в галактических координатах
милой сердцу каждого землянина окраинной звезды. А что не зима, так в январе и
в Африке не холодно. Может, Чернов в Африку провалился...
Эта абсолютная уверенность в собственной правоте мысли либо поступка, как
ни странно, помогала Чернову жить и даже выживать с некой моральной прибылью,
не огорчаясь жизненными неудачами, периодически его посещавшими и, казалось бы,
по определению призванными оную уверенность разрушать. Ан нет, не получалось у