"Александр Бушков. Колдунья" - читать интересную книгу автора

среди нарисованных плоских исторических и не особенно личностей.
Ольга отпрянула, упершись спиной в вычурные лестничные перила. И видела
теперь, что ей вовсе не почудилось: Бонапарт повернул голову еще больше и
смотрел прямо на нее будто бы светившимися изнутри глазами, алыми яркими
искорками, рука, которой он неизвестно на что указывал приближенным,
дрогнула, изменила положение, слегка согнулась в локте, простираясь теперь в
сторону Ольги, и пальцы изобразили некий непонятный жест - а узкие губы
раздвинулись в улыбке, что в сочетании с горящими глазами производило не
самое приятное впечатление.
Она, пожалуй, была слишком удивлена, чтобы испугаться. Настолько нелепо
выглядел оживающий персонаж картины - на ярко освещенной множеством свечей
лестнице, среди знакомой обстановки, в уютном доме, где отродясь не
встречалось никакой чертовщины... Никаких сомнений, что она не спала и не
грезила, все происходило наяву, и это было самое непонятное...
Император вновь сделал загадочный жест, неведомо что означавший.
"Доигрались, - мелькнуло в голове у Ольги. - Нечего было связываться с
дурацким крестьянским колдовством, предупреждали же умные люди: не буди
лиха, пока оно тихо..."
Она передвинулась вправо вдоль перил - и по ним громко чиркнул
засунутый за пояс пистолет. Ольга и не пыталась протянуть за ним руку, это
было бы уже чересчур: стрелять в доме, и во что? В картину... Она
просто-напросто принялась помаленечку отступать в сторону ведущего к ее
комнате коридора, надеясь, что все как-нибудь утрясется само собой, как
только она потеряет картину из виду. Вот уже совершенно не видно ожившего
императора, и никто, разумеется, не покинул картины, не пустился за ней
следом, мало ли что может почудиться... Привиделось после всех ночных
приключений, напряжения и страхов, детские воспоминания сыграли злую
шутку...
Уже почти успокоившись, Ольга улыбнулась - и едва не схватилась все же
за пистолет, но вовремя опомнилась и убрала руку. Возникшая перед ней
сгорбленная фигура в капоте и в чепце никакого отношения к потустороннему
миру не имела: это Бригадирша, по своему обыкновению не производя ни
малейшего шума, брела куда-то целеустремленно и не столь уж медленно. Она до
сих пор была довольно бодрой, несмотря на восемь десятков лет за спиной, - и
не выказывала никаких признаков помутнения рассудка.
Облегченно вздохнув, Ольга сказала со всей вежливостью:
- Добрый вечер, бабушка...
Строго говоря, старуха не приходилась бабушкой не только Ольге, но и
Татьяне - а, точности ради, являлась двоюродной сестрой отца князя
Вязинского, поселившейся в имении в незапамятные времена по совершенно
забытым нынешним поколением причинам, когда девушек еще и на свете не было.
И никто не помнил, почему так вышло. К классическим приживалкам старуху
никак нельзя было отнести, поскольку она располагала значительными
средствами и вроде бы даже парочкой собственных имений с пятью сотнями душ
где-то далеко отсюда. Просто в старые времена она отчего-то именно здесь
обосновалась, и все к тому привыкли. Домашние к ней обращались "бабушка", а
за глаза звали Бригадиршей - поскольку ее покойный муж именно до этого чина
дослужился в те безвозвратно унесшиеся годы, когда в армии были еще
бригадиры. Почему-то имя ее и отчество не употреблялись совершенно, и Ольга
вновь поймала себя на том, что их решительно не помнит.