"Александр Бушков. Колдунья" - читать интересную книгу автора

- Доброй ночи, душа моя, - молвила Бригадирша совершенно безмятежно,
без тени укора.
- Я... хотела прогуляться по парку, - сказала Ольга с непонятно откуда
взявшимся чувством вины: Бригадирша в жизни не делала замечаний ни ей, ни
Татьяне, не пыталась играть роль строгой воспитательницы и уж никогда не
наушничала.
- A beau mentir qui vient de loin.[1]
Лицо старушки было, с точки зрения безжалостной молодости, ужасным -
сплошная сеть морщин, а вот глаза были ярко-синие, ничуть не выцветшие и не
потускневшие. Поневоле вспоминалось, как однажды престарелый граф Лассиц,
мечтательно закатывая глаза, говорил князю: "Вы и представить себе не
можете, как кружила головы Жюстин при дворе двух императриц и недолгом
царствовании Петра Федоровича..." Ну да, конечно, Жюстин, Устинья
Павловна...
- По парку, так по парку, - кротко сказала Бригадирша. - Лишь бы не
там, где изволит сомнительно блистать этот пруссак, похожий на жердь с
прицепленными погремушками...
Всем в усадьбе было прекрасно известно, что Бригадирша питает к
пруссакам категорическую нелюбовь - за то, что в Семилетнюю войну год
продержали в плену, предварительно изранив картечью и саблями, будущего
бригадира, а тогда поручика. Этот ее пунктик принес Устинье Павловне
определенные житейские неудобства во времена незадачливого Петра
Федоровича - но послужил наилучшим образом при следующем царствовании...
- Мир, право, перевернулся, - скорбно продолжала старушка. -
Родовитейший русский князь должен в видах политики принимать эту прусскую
глисту чуть ли не с раболепием...
- Политика, бабушка, вещь циничная, - сказала Ольга.
- Кто ж спорит? В мою молодость политикой, бывало, до того увлекались,
что самодержцев мимоходом душили, а простых князей с графами, не говоря уж о
полковниках и прочих поручиках, шеренгами гнали кого на плаху, кого в
Сибирь... Но вот при чем тут прусский парвеню, который у себя дома слаще
трески ничего не видывал? Волдырь на ровном месте - Пруссия... Мы с ней,
изволите ли видеть, вознамерились дружить пылко... Qui a le loup pour
compagnon, porte le chien sous le hoqueton.[2] Душа моя, у тебя вид
отчего-то испуганный... - синие глаза глядели проницательно и умно. - Тебя,
часом, не этот ли шалопай напугал?
- Какой? - недоуменно спросила Ольга.
- Да вон тот корсиканский выскочка с картины, - сказала Бригадирша
самым обыкновенным тоном. - Кому же еще здесь безобразничать?
- Как это? - спросила Ольга неуверенно.
- Как, как... Идешь мимо него ночью, а он, прохвост, начинает руками
показывать невесть что, таращиться как живой, глазами вертеть... Ты,
конечно, голубушка, девица, как нынче выражаются, современная и
прогрессивная - правильно я ваши словечки выговариваю? - только такие вещи
вовсе от вашего прогресса не зависят и происходят сами по себе, хоть ты
тресни... В самом деле, никогда не видела, как он из себя живого строит?
- Может быть... - в растерянности произнесла Ольга.
- Значит, видела, - удовлетворенно сказала старушка. - То-то и
бледновата... Пренебреги, душа моя. Никакого вреда он никому причинить не
волен, а то, что вертит глазами и водит ручонками - дело житейское... Это