"Александр Бушков. Красный Монарх " - читать интересную книгу автора

распространением самых разнообразных слухов - можно сказать, целой системой
воспитания общественной мысли в дебрях, частью - преднамеренной, частью -
бессознательной лжи".
А впрочем, Витте, и сам не без греха. Среди высшей знати в Петербурге
кружили очень уж настойчивые слухи, что убитый эсером Сазоновым министр
внутренних дел Плеве как раз и собрал "убойное" досье на Витте о серьезных
грешках последнего, каковое собирался представить императору. А бывший
начальник Департамента полиции Лопухин писал в своих мемуарах, что Витте
предлагал ему устроить покушение...на царя.
Лопухин, конечно, личность грязненькая - именно он в свое время выдавал
революционерам глубоко законспирированных агентов. Да и улик нет, одни
разговоры. Но все же... Нет ничего необычного в том, что Витте и в самом
деле пытался использовать кое-какие закулисные методы, чтобы вновь
прорваться к креслу премьер-ми-
нистра. Подобных примеров в истории предостаточно: там, где в
причудливом переплетении встречаются интересы террористов и секретных служб,
возможны самые неожиданные комбинации, за бомбами, брошенными в сановников
ничего не подозревающими рядовыми боевиками, иногда стоят самые неожиданные
интересы. Убийство Столыпина - яркий пример...
Философ Розанов писал с горечью: "Русская печать и общество, не стой у
них поперек горла "правительство", разорвали бы на клоки Россию, и раздали
бы эти клоки соседям даже и не за деньги, а просто за "рюмочку" похвалы. И
вот отчего без решительности и колебания нужно прямо становиться на сторону
"бездарного правительства", которое все-таки одно только все охраняет и
оберегает".
Но подобные голоса были редки, и их не слышали за всеобщим
"прогрессивным" ревом. Считалось само собой разумеющимся, что человек из
"образованного общества" должен желать поражения России в японской войне.
Купец, эмигрант П. Бурышкин с горечью пишет в своих воспоминаниях, что
"образованное общество", проявляло фантастическое равнодушие к деятельности
и нуждам российских предпринимателей, купцов, заводчиков. "Купчина
толстопузый" был лишь персонажем фельетонов и карикатур.
Вновь слово великому князю Александру Михайловичу: "Личные качества
человека не считались ни во что, если он устно или печатно не выражал своей
враждебности существующему строю. Об ученом или писателе, артисте или
музыканте, художнике или инженере судили не по их даровитости, а по степени
радикальных убеждений".
И далее он подробно разбирает этот тезис на примере философа Розанова,
публициста Меньшикова и писателя Лескова.
Европейская литературная критика ставила Лескова даже выше
Достоевского - но дома Лескова подвергали форменной травле и бойкоту, так
что ему приходилось издавать иные свои книги за собственный счет, малыми
тиражами. Как же иначе, если он к нигилистам относился резко отрицательно и
даже осмелился вывести их в одном из своих романов в неподобающем для
"образованного общества" виде...
Точно также травили и Меньшикова. Розанова при жизни не печатали,
замалчивали. Уже перед первой мировой войной знаменитый издатель Сытин
принял писателя в свою газету "Русское слово" - правда, учитывая "общее
умонастроение", договорились, что Розанов будет печататься под псевдонимом.
Тайна псевдонима, однако, оказалась раскрытой, и к Сытину явилась депутация