"Михаил Бутов. Известь" - читать интересную книгу автора

разбегались, - кто-то и швырнул из-за плетня напоследок. Говорят, больше и
не задело никого, я один.
- А Дина?
- Ошибся князь. Не было ее там. Приходила уже, спрашивала. Плачет. А
сестре той просто по щеке чиркнуло - пуля камень расколола.
Лампе снял его пальцы с рукава.
- Подождите. Господин...?
- Не важно. Штабс-капитан.
- Ради Бога, прикажите врачу: пусть не скрывает - я ведь ослеп? Это не
милосердие. Неизвестность хуже.
Лампе не стал обещать.
Пустота, образовавшаяся внутри, требовала одиночества. И Лампе вздохнул
с облегчением, когда не обнаружил в хате Закревского, с которым предстояло
делить сегодня ночлег. Хозяин, пятидесятилетний казак с тяжелым и властным
взглядом, настороженно маячил в дверях. "Дом, - подумал Лампе, - слишком
велик для одного. Где его сыновья? Ушли сегодня с красными? Лежат у колодца
с распоротой шеей? Или в овине прячутся, дожидаются, пока уйдем мы?"
Он потребовал самогона. Когда хозяин заколебался, потребовал жестче и с
опозданием удивился себе: обычно даже то, что жизненно необходимо, совестно
было брать силой.
Казак выставил древний штоф и моченые яблоки на закуску. Потом спросил:
- А что, народу-то в станице много побили?
- Не знаю, - сказал Лампе. - Наверное, много. Почему вы стреляли в нас?
- Добро-то наше кому защищать?
- Что же тогда большевиков пустили? Или они добром не интересу-ются?
- Не знали еще. Да и сил не было отбиться.
- А от нас, значит, были силы?
- Эти утром уходили, собрали всех. Рассказали, как вы в Лежанке
пять-сот человек положили. Я-то от кума слышал уже, знаю - не врут. Два
пуле-мета оставили, сказали: пару часов продержитесь, мы вернемся. Как же!
Забрали что могли - и ветра ищи. Тоже сволочи.
- Но вы предпочитаете их?
- Там кто большевики-то? Три жида? Этих, если что, и в расход недолго.
С остальными, голоштанниками, мы уж договоримся как-нибудь. Еще работники
будут. А вот с вами-то Бог знает как еще обернется.
Лампе отвернулся, дал понять, что говорить больше не намерен.
"Хамство. Сытое хамство. В Ставрополье такие, как этот, выезжали
навстречу: "Уходите! Станица не хочет боя". Тогда с ними еще считались. И
полки ночевали в зимней степи. Они уводят скот, они зарывают хлеб, они хотят
смотреть, как мы будем дохнуть с голоду. Или большевики - все равно".
Выть хотелось от этих мыслей. Барство их в сотни раз хуже того
пресловутого помещичьего, на которое так безопасно было ополчаться всякому,
кто мнил себя поборником общественного прогресса. Откуда эта наглая
уверенность в непреложности сермяжных истин, в своем превосходстве, в праве
свысока наблюдать, как рушатся государство и вера, предан-ность которым они
так старательно перекатывали на языках? Да, они должны сеять хлеб. Сеять,
чтобы есть, а есть, чтобы продолжать род. А потом заботиться о потомстве,
которое посеет в свою очередь и в свой черед размножится. А ведь они в
церкви каждое воскресенье. О чем молят? О тучности стад и умножении рода. В
век и в век. И пусть геенне огненной подпадает все, что может помешать прямо