"Трумэн Капоте. Музы слышны (Отчет о гастролях "Порги и Бесс" в Ленинграде) " - читать интересную книгу автора

личности.
Не приходилось удивляться, что молодые люди при первой встрече с
западными людьми не очень знают, что делать; понятно было, что им боязно
пускать в ход английский, выученный в Московском институте иностранных
языков и никогда еще не проверявшийся на иностранцах; простительно, что они
таращились на американцев, как на пешек в шахматной задаче. Но даже
Савченко, казалось, настолько не по себе, что он предпочел бы своим нынешним
обязанностям срок на Лубянке. Это, конечно, тоже было извинительно, но
все-таки в высшей степени странно, если учесть, что во время войны он два
года проработал консулом в советском посольстве в Вашингтоне. Однако и для
него американцы были, по-видимому, такой новинкой, что он притворился, будто
не говорит по-английски. Он произнес на грубоватом русском языке краткую
приветственную речь, которую затем перевела мисс Лидия: "Надеемся, у всех у
вас поездка прошла приятно. Жаль, что вы видите нас зимой. Это не лучшее
время года. Но у нас есть поговорка: лучше поздно, чем никогда. Ваш визит -
это шаг вперед по пути к миру. Когда говорят пушки, музы молчат; когда
молчат пушки, музы слышны".
Фраза "музы - пушки", оказавшаяся впоследствии излюбленным выражением
Савченко, кульминацией всех его будущих речей, страшно понравилась
слушателям ("Какая прелесть!", "Здорово, мистер Савченко!", "Круто!"), и
Савченко, разгоряченный успехом и чуть расслабившийся, решил, что, пожалуй,
незачем держать труппу взаперти. Может быть, гости не откажутся выйти и
посмотреть, как меняют колеса?
Оказавшись на платформе, Лайонс стал агитировать за то, чтобы
исполнители тут же устроили импровизированный концерт. Однако температура
снаружи - минус десять градусов - не настраивала на пение. Большинство из
тех, кто был счастлив наконец-то выбраться из "Голубого экспресса", после
нескольких минут на морозе, отпихивая друг друга, полезли обратно.
Оставшиеся здоровяки стояли и смотрели, как в наступающей тьме рабочие
обоего пола отцепляют вагоны и поднимают их домкратами на высоту
человеческого роста. После этого из-под поезда в облаке искр выкатывали
старые колеса, а с другой стороны вкатывали новые, ширококолейные. Айра
Вольверт назвал эту операцию "очень хорошо проведенной"; Герман Сарториус -
"в высшей степени впечатляющей"; зато мисс Райан заявила, что это "скучища -
умереть можно" и что если я пойду с ней на вокзал, она поставит мне порцию
водки.
Нас никто не пытался остановить. Мы пересекли ярдов сто путей, прошли
по земляному проходу между складами и оказались на чем-то среднем между
рыночной площадью и автомобильной стоянкой. Она была уставлена ярко
освещенными киосками, напоминавшими свечи на именинном пироге. Как
выяснилось, во всех киосках по непонятной причине продавалось одно и то же:
банки с консервированной лососиной "Красная звезда", баночки сардин "Красная
звезда", запыленные флаконы духов "Кремль", пыльные коробки конфет "Кремль",
соленые помидоры, волосатые плиты сырого бекона, шлепнутые между ломтями
хлеба цвета сажи, неведомые напитки и булочки, вызывавшие почему-то
уверенность, что их испекли в июле. Все киоски вели бойкую торговлю, но
самого желанного товара ни в одном из них не было. Он находился в руках у
частника, старого коробейника-китайца, несшего лоток с яблоками. Яблоки были
такие же крохотные и сморщенные, как он сам, но, когда исчезло последнее,
очередь явно была безутешна. В дальнем конце площади была лестница, ведущая