"Орсон Скотт Кард. Предварительный запрет" - читать интересную книгу автора

которых не могла знать ни одна живая душа. Я чувствовал себя глупо, потому
что начинал им верить. Мне стало страшно оттого, что они говорили о смерти
мальчика с таким спокойствием. И тогда я спросил:
- А при чем здесь я? Почему именно я?
- О, все очень просто. Вы - очень хороший писатель. Вам суждено стать
ведущим писателем-прозаиком своей эпохи. А что до этого сценария, через
триста лет вас стали бы сравнивать с Шекспиром, и бедняга бард не выдержал
бы конкуренции. Вся проблема в том, Мерфи, что ты - безбожный гедонист, и
вдобавок пессимист, и если удастся предотвратить твои публикации, тенденции
искусства последующих двухсот лет будут куда более яркими и жизнерадостными.
Не говоря о том, что мы предотвратим голод, который должен начаться через
семьдесят лет. В истории, Мерфи, иногда бывает очень странная взаимосвязь
причин и следствий, и тебе довелось оказаться причиной возможных ужасных
страданий. Если ты не будешь публиковаться, всем в мире станет гораздо лучше
жить.
Тебя там не было, ты не слыхал этих слов. Ты не видел, как они сидели в
моем доме, на моем диване, скрестив ноги и кивая, словно речь шла о самых
обыкновенных вещах. Глядя на них, я понял, как следует писать о настоящем
безумии. Безумие - это не когда у рта выступает пена, а когда человек сидит
и по-приятельски болтает, но говорит ужасные, немыслимые вещи, жестокие
вещи, и притом весело улыбается и... О боже... Нет, ты не поймешь.
И ведь я им поверил. Потому что они знали правду. И еще потому, что это
было слишком безумно, настоящий сумасшедший придумал бы что-нибудь более
убедительное. Возможно, ты подумаешь, что меня убедила логика их
рассуждений, но это не так. Вряд ли я смогу как следует все объяснить, но
поверь - я вижу, когда человек блефует, а когда говорит правду. Так вот, те
двое не блефовали. Погиб ребенок, и им было известно, сколько раз я повернул
ключ в зажигании. Правда была и в жутких глазах Коротышки, когда он сказал:
- Если ты добровольно откажешься от публикаций, тебя оставят в живых.
Если нет, ты погибнешь в течение ближайших трех дней. Тебя убьет еще один
писатель, разумеется, совершенно случайно. Мы имеем право работать только с
авторами.
Я поинтересовался, почему. Их ответ рассмешил меня - оказалось, они
принадлежали к Гильдии Авторов.
- Все дело в ответственности. Если ты отказываешься брать на себя
ответственность за последствия своих деяний, приходится перекладывать эту
ответственность на плечи другого.
И тогда я спросил, почему им просто-напросто не прикончить меня, вместо
того, чтобы вести душеспасительные беседы.
Ответил мне Прыщавый, этот ублюдок даже пустил слезу. И вот что он
сказал:
- Потому что мы тебя любим. Мы обожаем все, что ты написал. Все, что мы
узнали о писательском искусстве, мы узнали от тебя. А если ты умрешь, мы
лишимся этих знаний.
Они пытались утешить меня рассказами о том, в какой отличной компании я
оказался. Например, Томас Гарди. Его вынудили оставить романы и заняться
поэзией, которую никто не читает и которая не представляет собой опасности.
- Хемингуэй решил покончить жизнь самоубийством, не дожидаясь, пока мы
его убьем, - сказал Коротышка. - Были и такие, которым пришлось воздержаться
от создания одной только книги. Им было тяжко, но Фицджеральд, к примеру,