"Джон Ле Карре. Команда Смайли" - читать интересную книгу автора

получали известие от этого предателя - вашего мужа Остракова?", "Назовите
имена всех, с кем вы общались последние три месяца!". Вместе с горьким
опытом эти допросы научили Остракову и еще кое-чему. И сейчас какая-то
частичка ее воскрешала заученное, жизненно важное, то есть: никогда не
отвечать грубостью на грубость, никогда не поддаваться на провокации,
никогда не пытаться сравнять счет, никогда не острить, не держаться
высокомерно и не показывать своего интеллекта, никогда не поддаваться
ярости, или отчаянию, или внезапно вспыхнувшей надежде. На тупость отвечать
тупостью, на банальность банальностью. И только глубоко-глубоко в себе
хранить две тайны, которые и позволяют вынести все унижения: ненависть к ним
и веру в то, что в один прекрасный день капли источат камень и каким-то
чудом - вопреки самим бюрократам - их слоновые процедуры приведут к
долгожданной свободе, в которой ей теперь отказывают.
Незнакомец вынул блокнот. В Москве он достал бы дело Остраковой, а
здесь, в парижском кафе, всего лишь черную кожаную записную книжку, вещицу,
обладать которой любой московский чиновник был бы рад до смерти.
Дело или записная книжка - не важно, преамбула оказалась все та же.
- Вы - Мария Андреевна Рогова, родившаяся в Ленинграде восьмого мая
тысяча девятьсот двадцать седьмого года, - повторил он. - Первого сентября
тысяча девятьсот сорок восьмого года, в возрасте двадцати одного года, вы
вышли замуж за предателя Игоря Остракова, капитана пехоты Красной Армии,
эстонца по материнской линии. В тысяча девятьсот пятидесятом году
вышеназванный Остраков, квартировавший в Восточном Берлине, предательски
дезертировал в фашистскую Германию при помощи реакционных эстонских
эмигрантов, а вас оставил в Москве. Он поселился в Париже, где со временем
получил гражданство и где продолжал поддерживать контакт с антисоветскими
элементами. К моменту его дезертирства у вас от него не было детей. И вы не
были беременны. Так?
- Так, - согласилась она.
В Москве она сказала бы: "Правильно, товарищ капитан" или "Правильно,
товарищ следователь", но в этом шумном французском кафе подобная
формальность была ни к чему. Зажатое место на руке уже онемело. Она разжала
пальцы, на минуту позволив крови свободно циркулировать, и ухватила себя в
другом месте.
- За пособничество Остракову в побеге вас приговорили к пяти годам
концентрационного лагеря, но выпустили по амнистии, последовавшей за смертью
Сталина в марте пятьдесят третьего года. Так?
- Так.
- По возвращении в Москву, невзирая на ничтожно малую вероятность того,
что ваша просьба будет удовлетворена, вы попросили выдать вам заграничный
паспорт, чтобы воссоединиться с мужем, проживавшим во Франции. Так?
- У него был рак, - пояснила она. - Если бы я не подала прошения о
паспорте, я бы считала себя плохой женой.
Официант принес омлет и жареный картофель, а также два эльзасских пива,
и Остракова заказала чай с лимоном: ей хотелось пить, а пиво она не любила.
Обращаясь к молодому официанту, она тщетно пыталась перекинуть к нему мостик
улыбкой и взглядом. Он оттолкнул ее своей холодностью: тут только до нее
дошло, что, кроме нее и трех проституток, других женщин здесь нет. Держа
записную книжку сбоку, точно сборник псалмов, незнакомец подцепил вилкой
кусок омлета, потом другой, Остракова же лишь крепче защемила себе руку -