"Джон Ле Карре. Команда Смайли" - читать интересную книгу автора

- Мой муж умирал. Я была нужна ему.
- А девочка Александра? Ей вы не были нужны? Умирающий муж важнее
живого ребенка? Предатель? Плетущий заговор против своего народа?
Отпустив руку, Остракова не спеша взяла стакан с чаем и уставилась на
него, следя за тем, как он приближается с плавающим на поверхности лимоном к
ее лицу. За стаканом ей виделся грязный, мозаичный пол и дальше - любимое,
волевое и доброе лицо Гликмана, который, подавшись ей навстречу, убеждал
подписать, уехать, поклясться им в чем угодно.
"Свобода одного важнее рабства троих, - шептал он. - В России ребенок
таких, как мы, родителей обречен, независимо от того, останешься ты или
уедешь; уезжай, а мы постараемся последовать за тобой; если любишь меня -
уезжай..."
- Времена были не из легких, - нарушила она наконец молчание. - Вы
слишком молоды. Даже после смерти Сталина жилось тяжело - тяжело и сейчас.
- Этот преступник Гликман продолжает с вами переписываться? - спросил
собеседник тоном прекрасно осведомленного человека.
- Он никогда мне не писал, - солгала она. - Ему как диссиденту многое
не позволялось. Я сама решила остаться во Франции.
"Очерняй себя, - думала она, - делай все возможное, чтобы выгородить
тех, кто в их власти".
- Я не имела никаких вестей от Гликмана с тех пор, как двадцать лет
назад приехала во Францию, - добавила она, набравшись духу. - Я слышала, он
зол на меня за мой антисоветский поступок. Он не желает больше меня знать. К
тому времени, когда я уехала, он уже был настроен меняться.
- Он ничего не писал вам про вашего общего ребенка?
- Нет. Я ведь вам уже сказала.
- А где сейчас ваша дочь?
- Не знаю.
- Вы получали от нее что-нибудь?
- Конечно нет! Я только слышала, что ее взяли в государственный приют и
дали ей другое имя. Полагаю, ей не известно о моем существовании.
Незнакомец по-прежнему одной рукой ел, а в другой держал записную
книжку. Он набил едой рот, пожевал и запил пивом. Но улыбка превосходства
так и сияла на его лице.
- Ну, а теперь преступник Гликман умер, - объявил мужчина, открывая
свой маленький секрет. И снова принялся есть.
Внезапно Остракова пожалела, что с тех пор прошло двадцать, а не двести
лет. Пожалела, что когда-либо видела лицо Гликмана, склоненное над ней, что
любила его, что он был ей дорог, что она готовила для него и день за днем
напивалась с ним в уединении однокомнатной квартирки, где они жили
подаяниями друзей, без права на работу, на любое занятие, кроме музыки и
любви, правда, не запрещалось напиваться, гулять по лесу и быть напрочь
отрезанными от соседей.
"В следующий раз, когда я или ты сядем, они все равно заберут
Александру. Участь ее в любом случае предопределена, - сказал ей тогда
Гликман. - Но ты еще можешь спастись".
"Я подумаю об этом, когда буду там", - тотчас откликнулась она.
"Решай сейчас".
"Когда буду там".
Незнакомец отодвинул пустую тарелку и снова взял французскую записную