"Джон Ле Карре. Команда Смайли" - читать интересную книгу автора

книжку. Он перевернул страницу, словно переходя к новой главе.
- Теперь по поводу этой преступницы, вашей дочери Александры, -
произнес он с полным ртом.
- Преступницы? - шепотом произнесла Остракова.
Тут, к ее вящему изумлению, незнакомец начал перечислять злодеяния
Александры. Слушая его, Остракова окончательно потеряла всякое ощущение
реальности. Глаза ее смотрели на мозаичный пол - весь в скорлупках лангустов
и хлебных крошках, мысленно же она перенеслась в московский суд, где в
очередной раз выступала в качестве подсудимой. Если не она, то Гликман, а
впрочем - и не только он. Тогда кто же? Она помнила суды, где нежеланными
зрителями присутствовали они вдвоем. Суды над друзьями, пусть случайными, за
то, что те усомнились в абсолютной правоте властей, или поклонялись
неприемлемому Богу, или писали преступные абстрактные картины, или
публиковали политически опасные любовные стихи. Болтавшие между собой
посетители кафе превратились в глумливую тайную полицию, грохот игровых
автоматов - в хлопанье железных дверей. Такого-то числа - столько-то месяцев
исправительной тюрьмы за побег из государственного приюта на такой-то улице.
Такого-то числа - за оскорбление органов государственной безопасности и еще
столько-то месяцев - за плохое поведение, а потом - столько-то лет ссылки.
Остракову неожиданно затошнило, сейчас вырвет, подумала она. Взяв обеими
руками стакан с чаем, женщина увидела свежий синяк на запястье. А
неизвестный все читал свой перечень, и она краем уха услышала, что дочери
дали еще два года за отказ работать на какой-то фабрике. Да поможет ей Бог.
А почему, собственно, она должна была соглашаться? Вот только где малышка
этого набралась? - задалась вопросом Остракова. Чему успел Гликман научить
девочку за то короткое время, пока ее не отобрали, как он сумел сформировать
ее по своему образу и подобию и свести на нет все усилия системы? Страх,
ликование, удивление волнами накатывали на Остракову, она даже перестала
слушать, но тут незнакомец добавил кое-что такое, что заставило ее тотчас
забыть обо всем.
- Я не расслышала, - произнесла она после бесконечно долгого
молчания. - Я немного расстроена. Повторите, пожалуйста, последнюю фразу.
Он повторил слово в слово. Она подняла глаза и уставилась на него,
пытаясь припомнить все трюки, о которых ее предостерегали, но их было такое
множество, а она уже далеко не отличалась сообразительностью. Она не
обладала прозорливостью Гликмана - если вообще когда-либо ею обладала - и не
могла разгадать их ложь и обыграть их. Она знала лишь одно: ради своего
спасения и ради воссоединения со своим любимым Гликманом она совершила
величайший грех, на какой только может пойти мать. Незнакомец пригрозил ей,
но его угрозы казались сейчас абсолютно бессмысленными. В случае если она не
станет сотрудничать с ними, говорил он, копия подписанного ею обязательства
информировать советскую власть окажется в распоряжении французской полиции.
Дубликаты двух никчемных отчетов (написанных - он прекрасно это знал -
исключительно для того, чтобы бандиты сидели спокойно) появятся в Париже
среди оставшихся в живых русских эмигрантов - хотя Господь знает, как мало
их осталось! Однако почему надо оказывать на нее давление, чтобы она приняла
бесценный дар, - ведь этот человек, эта система, проявляя необъяснимое
милосердие, давали ей шанс искупить свою вину, вернуть свое дитя! Она
подумала, что ее вечерние и дневные молитвы о прощении услышаны - недаром
она поставила тысячи свечей, пролила тысячи слез. Она заставила агента