"Джон Диксон Карр. Восемь мечей" - читать интересную книгу автора

первый взгляд,- услышав в трубке реакцию своего собеседника, поспешил
успокоить его Белчестер.- Хотя выглядело все это, честно говоря, довольно
странно. Его преподобие схватил девушку за волосы на затылке и вроде бы
пытался их вырвать, сопровождая свои движения в высшей степени непотребными
угрозами. Совсем, должен заметить, не свойственными достопочтенному
епископу! Вот, собственно, и все, что сообщил мне сам полковник Стэндиш.
Правда, в весьма возбужденной манере. По его мнению, епископу, очевидно,
показалось, что девушка носила парик. В любом случае, он в весьма
категорической форме настоял на том, чтобы полковник немедленно позвонил
лично мне и договорился о встрече с одним из наших людей. Естественно,
достаточно высокого ранга.
- Значит, он уже на пути сюда, сэр?
- Да... Думаю, да. Хэдли, мне хотелось бы, чтобы вы сделали мне
одолжение и встретились с ним. Лично. Это, надеюсь, хоть каким-то образом
успокоит его преподобие, ну а нам, сами понимаете, с церковью лучше быть в
добрых отношениях. Кроме того, полковник Стэндиш один из "молчаливых"
партнеров того самого издательства, для которого вы пишете ваши мемуары.
Кстати, вам известно об этом?
Хэдли задумчиво постучал пальцем по телефонной трубке.
- Хм... Нет, нет, мне об этом ничего не известно. Лично я встречался
только с мистером Берком. Так что...
- Прекрасный человек,- перебил его Белчестер.- Скоро вы познакомитесь
с ним поближе. Желаю удачи!- И, даже не попрощавшись, повесил трубку.
Хэдли с мрачным видом скрестил на груди руки, несколько раз, как бы
про себя, пробормотал: "Полтергейст, полтергейст, милый добрый
полтергейст", а затем углубился в долгие и печальные размышления о
наступивших для государственной полиции поистине черных днях, когда
старшему инспектору отдела криминальных расследований приходится терпеливо
и безропотно выслушивать бессмысленные россказни явно спятившего епископа,
который почему-то "съезжает вниз по перилам", непонятно зачем нападает на,
судя по всему, ни в чем не повинную молодую девушку только потому, что она,
как ему кажется, носит парик, швыряется чернильницей в викария...
Впрочем, довольно скоро к нему снова вернулось его врожденное чувство
юмора: на губах, под аккуратно подстриженными седоватыми усиками, появилась
ироничная усмешка, и он, пожав плечами и тихо насвистывая, приступил к
просмотру утренней почты.
Одновременно старшему инспектору невольно вспомнилось, сколько же
мерзости и откровенной чуши ему пришлось выслушать и даже повидать в этой
самой небольшой комнатке со скучными коричневыми стенами и окнами,
выходившими на мрачную набережную, за все тридцать пять лет его
добросовестной службы в полиции. Каждое утро он терпеливо брился, пил
крепкий кофе со сливками и мягким круассаном, целовал на прощание любимую
жену, затем, сидя в пригородном поезде, везущим его в Викторию, не без
опасения просматривал утреннюю газету (не без опасения, потому что в ней
всегда содержались весьма прозрачные намеки на возможные трагические
события - либо со стороны этой чертовой Германии, либо со стороны этого
чертова британского климата), заходил в свой кабинет и приступал к
исполнению своих профессиональных обязанностей, связанных с воровством,
грабежами, убийствами, пропажами домашних собак, ну и прочими тому
подобными рутинными событиями. А вокруг него тихо шуршал и гудел