"Джон Диксон Карр. Дом, в котором живет смерть" - читать интересную книгу автора

командует официантами, портье, уборщиками, горничными и так далее. Ты должен
знать, что на реке не пользуются морскими терминами.
- Знаю, Серена. Я ведь тоже из Нового Орлеана.
Но толком он так ничего и не узнал - ни сейчас, ни вечером за обедом.
Едва только он пытался намекать на вопросы, которые не давали ему покоя,
Серена меняла тему разговора или отпускала замечание, после которого он
начинал себя чувствовать невоспитанным Полом Праем.[3] Чарльз Сейлор,
которого ему было предписано называть Чаком, похоже, избрал ту же тактику.
После обеда, разместившись в другом салоне, они рассеянно поиграли в
бридж в три руки. Грузный, краснолицый мужчина с четырьмя золотыми нашивками
на рукаве мундира, проходя через салон, на ходу добродушно поздоровался с
Сереной, но не остановился. Наконец Чак Сейлор, словно взяв на себя
командование, требовательно сказал: "За мной!"
Он провел их в расположенную на той же палубе двухместную каюту (все
каюты на судне были двухместными, сейчас сосед Чака отсутствовал). В каюте
Сейлор извлек на свет пинту бесцветной жидкости, именуемой "Сухой джин
Гордона", и бутылку имбирного эля, затем он позвонил, чтобы принесли лед и
стаканы, которые незамедлительно появились.
Помещение густо затянуло сигаретным дымом. Серена и хозяин каюты
пропустили по две порции джина. Джефф, мужественно справившись с первым
стаканом, содержимое которого могло быть названо филадельфийским вариантом
знакомого напитка, от второго отказался. Серена отказалась от третьего.
Джефф все так же ничего не понимал. Один раз Серена рассеянно
пробормотала: "Старый Мерриман". Поскольку Дэйв в письме назвал его
Саббатини, скорее всего имея в виду знаменитого писателя Рафаэля Саббатини,
Джефф подумал, что, если Серена настроена столь же иронично, она имела в
виду автора исторических романов, который писал под именем Генри Сетон
Мерриман.
Но он не стал размышлять на эту тему. Что бы они ни говорили, о чем бы
ни умалчивали, напряжение нарастало. И в половине двенадцатого Джефф покинул
компанию.
Он поднялся в свою каюту, облачился в пижаму и принялся читать
корректуру книги, присланную для одобрения приятелем из Англии. Корректура
пришла в его нью-йоркский отель в субботу. Кроме того, у него был с собой
самый последний номер "Американского Меркурия". Но в этот вечер и любимый
детектив не смог успокоить его. В "Меркурий" ему не захотелось даже
заглядывать.
К двенадцати он заснул. Но через час, мучимый беспокойством, проснулся
и вышел на палубу.
Он стоял, овеваемый прохладным ночным ветерком, летевшим над широкой
Огайо, на палубе, которую Серена почему-то запретила ему называть
прогулочной. Двигатели работали совершенно бесшумно, не было даже вибрации,
доносился лишь мягкий, убаюкивающий плеск воды под лопастями огромного
гребного колеса. Размышляя о странном, уклончивом поведении Серены, он
задавался вопросом: что же все-таки ему уже известно?
Сравнительно немного. Похоже, все связано со смертью Харальда Хобарта в
конце прошедшего февраля. У покойного Харальда всегда была репутация
несколько эксцентричного человека, хотя не столь необычно романтического,
как старый коммодор Фитцхью, который выложил немалую сумму, чтобы полностью,
вплоть до последнего кирпича, переправить за океан старый английский