"Барбара Картленд. До скончания века" - читать интересную книгу автора

если верит в подобные россказни обо мне, но он, похоже, не слушал. "Я
располагаю неопровержимыми уликами, - сказал он - И вы со Стоу не сможете их
отрицать".
Повисло тягостное молчание. Затем она заговорила вновь:
- Мне очень жаль Квинтус, очень, очень жаль!
Маркизу тоже было жаль: ему было жаль и себя, и Леони Вернем. Он
прекрасно понимал, что если развод состоится, то свет отвернется от нее. Ему
придется жениться на ней, а он, несомненно, обязан будет поступить именно
так, как джентльмен. Но он будет принят и в спортивных, и в некоторых
светских кругах, для нее же двери решительно и бесповоротно закроются.
Разумеется, это несправедливо, но неписанные законы света жестоки по
отношению к женщине. К мужчине же они снисходительны: ему простительна
неразборчивость в любовных делах.
- Какими уликами располагает ваш муж? - спросил он после
продолжительной паузы. Тишину часовни нарушали только приглушенные рыдания
Леони.
- Единственное, что он может знать - время наших встреч и места, где мы
виделись, - ответила леди Вернем срывающимся голосом. - Любовных писем вы
мне никогда не писали, а ваши записки, в которых не упоминалось никаких имен
я, едва прочитав, сжигала.
- Вы в этом уверены?
- Совершенно уверена!
Маркиз про себя отметил, что не был настолько глуп, чтобы доверить
собственные чувства бумаге, и это оказалось в его пользу. В то же время он
вспомнил, что когда лорда не было в городе, он несколько раз приводил Леони
в Стоу-Хаус через черный ход со стороны сада. Происходило это, правда,
поздними вечерами. В тот момент он был полностью убежден, что никто их не
видел, но, очевидно, ошибался.
Так как не в его принципах было заниматься любовью в постели другого
мужчины, он никогда не позволял себе посещать с этой целью Вернем-Хаус.
Однако они не раз бывали зваными гостями на различных праздниках. При этом
их спальни оказывались неподалеку друг от друга. Несколько раз они обедали в
отдельных кабинетах тех заведений, что давали приют желавшим остаться
неузнанными. Лицо Леони всегда было закрыто вуалью. Входили они через
потайные двери. В этих ресторанах придерживались неписанного правила:
именами клиентов не интересоваться.
Но, с другой стороны, кто мог поручиться за то, что официанту не
заплатили золотыми гинеями за описание примет леди и джентльмена, которых он
обслуживал? Или за то, что швейцар не разоткровенничался с располагающим к
себе незнакомцем, который его как-то угостил вином?
Все выглядит безупречным, когда смотришь на себя собственными глазами,
а не глазами неумолимого преследователя. И маркиз проклинал себя за то, что
не был достаточно осторожен, имея дело с заклятым врагом.
- Что нам делать? - спросила леди Бернем. - И можем ли мы что-нибудь?
- Пытаюсь придумать, - ответил маркиз.
- Спасите меня, пожалуйста, спасите меня, Квинтус! - умоляюще
произнесла она: - Вы же знаете, как я люблю вас, вы самый притягательный
мужчина из всех, что мне доводилось видеть за всю жизнь. Что же со мной
будет, когда все они станут называть меня потаскухой?
Слова застревали у нее в горле, голос еще больше задрожал: