"Джойс Кэри. Овца" - читать интересную книгу автора

ответственность. И ей-богу, я для нее ничего не жалел. Но у человека ведь
и работа, я не могу только при ней состоять, ну и - в общем, Уилли, удрала
она. Прямо сегодня. С одним малым, тут по соседству. Жулик и ничтожество.
Но я выведал, куда они едут. В Лондон. Будут на Пэддингтонском вокзале в
девять тридцать. Если ты выезжаешь сразу, ты успеваешь их перехватить. У
тебя еще сорок минут.
- Извини меня, Блю, но я твою Флори никогда не видел...
- Минуточку, старик. Семнадцатилетний ребенок попался в лапы к подонку,
ничтожеству. Известный двоеженец. Срок за такие штуки схлопотал, под
именем Кэффи. Низкий негодяй, пробы негде ставить, алкоголик, долгов не
отдает. Она с ним погибнет, просто погибнет. Сам подумай - совсем девочка,
наивная, как слепой котенок. И тебе-то надо заскочить на вокзал, и все
дела, сказать: Флори, мол, папа в отчаянии, он приедет ночным поездом, он
просит только его дождаться. Всего пару часов подождать. Ради папы. Это ж
никого ни к чему не обязывает. Попроси просто. Ну, скажет "нет", значит,
ничего не попишешь. Не знаю, как я это переживу, но ничего не попишешь. И
не скажет она "нет", старик. Уж будьте уверены. Она добрая девочка, любит
своего папу, как мать родную не любят. Если б ее эта сволочь не
обработала, она б никогда на такое не пошла. Она меня подождет, а тебе
потом будет благодарна, старик, до конца своих дней будет тебе благодарна.
Ты ее сразу узнаешь. Хорошенькая такая, волосики светлые, голубые глазки.
Выглядит моложе своих лет - совсем ребенок. Да, и она, значит, в длинном
зеленом пальто и в зеленой шляпке. А он - не знаю он в чем, но такой
хмырь, черные усы, и - слушай, старик, - если он хоть слово вякнет, ты
сразу зови полицию. Он моментально слиняет.
Томлину вовсе не хочется с ним спорить. Он говорит:
- Прости, сейчас поздно, на поезд мне уже не поспеть. Машины у меня
нет, а место у нас глухое, такси я вряд ли поймаю.
- Нет машины, нет такси - да что ты порешь? Соображаешь ты или нет,
что, кроме тебя, никто на свете не может для меня это сделать - спасти
бедного ребенка от мук и позора? Господи, Уилли, если ты наплюешь мне в
душу, я тогда - все, я просто горло себе перережу. Зачем тогда вообще жить
- слава богу, и так хлебнул горя, будь здоров, но я верил в дружбу, думал:
"Фу ты ну ты, одни сволочи кругом, но два благородных существа есть среди
всей этой швали - Флори да Уилли Томлин". Выходит, я ошибся. А, да ну
тебя, чего тут толковать. - И он швыряет трубку.
Томлин откидывается на спинку кресла, думает: "Этого еще не хватало.
Какая-то фантастика". Он раскуривает трубку, снова открывает "Таймс" и
пробует восстановить прерванное блаженство.
Но оно ушло безвозвратно. Нервы не выдержали. Он ужасно огорчился.
Девяносто процентов всей речи Блю можно списать на фиглярство, но на
десять-то процентов тот в самом деле удручен. Наверное, он привязан к этой
своей дочери, сердце есть ведь и у проходимцев. В ушах его еще стоит крик
"зачем тогда вообще жить". Ах, как гадко. Его все больше смущает
собственная бесчувственность. Тут ближний в последней крайности, а он не
находит ничего лучшего, как попрекнуть его липовым чеком тридцатилетней
давности.
Он даже сам себе удивляется. Как можно дойти до такой мелочности, так
очерстветь?
Если б он знал адрес Блю! Он бы позвонил ему, предложил свои услуги.