"Вера Чайковская. Случай из практикума (Повесть)" - читать интересную книгу автора

практики. Что-то было в них обоих чрезмерное, не нужное для жизни, излишнее,
что приходилось каким-то образом изживать, иначе испепелит, иссушит, сожжет!

Вечером, проходя мимо большого нагелевского дома, он попросил дать ему, если
найдется, масляную лампу-светильник, шахматы и свежие газеты. Есть журналы?
Давайте и журналы. Ах, Ниночкин "Аполлон"? Ну, бог с ним, пусть хоть
"Аполлон". Хорошо бы и Венеру в придачу, но она, как говорится, на небе.
Видите? И он показал папаше Нагелю сквозь его прокопченное кирпичной пылью
окошко, одно из шести в громадной темной гостиной с колоннами, на звезду
Венеру, смиренно сиявшую на небосклоне. Тот с живым интересом воззрился на
далекое, слабо мерцающее светило.
- Неужели все в прошлом? Доктор, скажите, неужели все в прошлом? Я был как
скала, но эти русские бабы...
- А рецепт? Вы заказали капли? - Доктор взглянул на фабриканта с предельной
строгостью. - Кажется, лечить надо вас, а не вашу дочь. Она вон уже рисует.
Папаша Нагель разрыдался, пытаясь одновременно облобызать руку Петра
Андреевича, которому едва удалось уклониться от этого потока "бабских" слез
и благодарностей.
"Аполлон" и шахматы, против ожидания, вскоре принесли, хотя в коробке с
шахматами не хватало белого ферзя, а страницы "Аполлона" были измазаны, судя
по всему, клубничным вареньем. Масляный светильник он взял в соседней
пустующей комнате и погрузился в решение шахматной задачи, которую давно
хотел решить.
...Среди ночи раздался звон колокольчика. Вероятно, этим звоном Нина обычно
вызывала горничную. Но сейчас, кроме него, во флигеле никого не было.
Спуститься? Может быть, с ней припадок? Не зажигая света, он порылся в
саквояже, нашел успокоительную таблетку, налил в стакан воды из кувшина и
двинулся вниз, потом, слегка опомнившись (какой-то обморочный снился сон),
вернулся и накинул поверх пижамы тужурку, захваченную на всякий случай и
повешенную тут же на гвоздь. Он ощупью спускался по совершенно темной, тихо
скрипящей лестнице - в одной руке пилюля, в другой - стакан с кипяченой
водой. Снова колокольчик. Он постучался кулаком с зажатой в нем пилюлей в
дверь, откуда раздавался звук. Честно говоря, днем он не удосужился
поинтересоваться, в которой из комнат нижнего этажа собирается поселиться
барышня. Ответа не последовало. Он открыл дверь, испытывая неприятное
чувство. Не хотелось попадать в "историю".
- Доктор, вы?
- Я. Мне показалось - колокольчик, или это кузнечики так стрекочут?
Она, как и сегодня утром, лежала на кровати, но только теперь приподнялась и
подняла голову. Было совершенно темно, но из открытой форточки лился свет
белой июньской ночи, которая под Рязанью, конечно, не столь белая, как в
Петербурге, и все же...
Вообще-то он не мог видеть ее лица, ее глаз, - но было ощущение, что на него
направлены два тихих ласковых удивленных светлячка.
- Петр Андреевич, я не могла ждать до утра. Я хотела вам сказать... Словом,
я сейчас проснулась от счастья. Да, не смейтесь! Я жива! Я - художница! И
здесь я не одна, а вы меня оберегаете. Вы ведь оберегаете?
- Хотите таблетку?
- Вот и ответили. Конечно оберегаете. Я вам бесконечно, бесконечно,
бесконечно...