"Карел Чапек. Исповедь Дон Хуана" - читать интересную книгу автора

сдается мне, падре Хасинто изгоняет дьявола из бедного
сеньора. Господи боже, не очень-то мне по нраву, когда
такие вещи происходят в моей гостинице.
Упомянутый крик продолжался довольно долго - за это время
можно было бы сварить бобы, временами он переходил в
приглушенные настойчивые уговоры, потом снова раздавался
дикий рев; вдруг из комнаты раненого выскочил падре Хасинто,
красный, как индюк, и, призывая матерь божию, кинулся в
церковь. После этого в гостинице воцарилась тишина; только
удрученный Лепорелло проскользнул в комнату своего
господина, который лежал, закрыв глаза, и стонал.
После обеда в город приехал падре Ильдефонсо, член
Общества Иисуса (2), - он следовал на муле из Мадрида в
Бургос; и так как день был слишком жаркий, падре Ильдефонсо
остановился у дома священника и навестил отца Хасинто.
Падре Ильдефонсо был аскетического вида человек, высохший до
того, что напоминал старую колбасу, с бровями, густыми, как
волосы под мышкой отставного кавалериста.
Выпив вместе с хозяином дома кислого молока, иезуит
вперил свой взор в отца Хасинто, который тщетно пытался
скрыть, что он чем-то угнетен. Стояла такая тишина, что
жужжание мух казалось почти громом.
- Вот в чем дело, - проговорил, наконец, измученный падре
Хасинто. - Есть у нас здесь один великий грешник,
находящийся при последнем издыхании. Знайте, дон
Ильдефонсо, это - тот самый печальной известности дон Хуан
Тенорио. У него здесь была какая-то ссора, не то поединок -
короче, я отправился исповедать его. Сначала все шло как по
маслу; очень хорошо он исповедался, ничего не скажешь, но
как дошло дело до шестой заповеди - так и заколодило, и я не
добился от него ни слова. Говорит - ему не в чем каяться.
Этакому-то безобразнику, матерь божия! Как подумаю, что он
величайший развратник обеих Кастилии... ни в Валенсии, ни в
Кадиксе нет ему равных. Говорят, за последние годы он
соблазнил шестьсот девяносто семь девиц; из них сто
тринадцать ушло в монастырь, около пятидесяти было убито в
справедливом гневе отцами или супругами, и примерно у
стольких же сердце разорвалось от горя. И вот представьте
себе, дон Ильдефонсо, этакий сладострастник на смертном одре
твердит мне в глаза, будто in puncto (3) прелюбодеяния ему
не в чем исповедаться! Что вы на это скажете?
- Ничего, - ответил отец иезуит. - И вы отказали ему в
отпущении грехов?
- Конечно, - сокрушенно ответил падре Хасинто. - Все
уговоры оказались тщетными. Я так говорил с ним, что и в
камне пробудил бы раскаяние, - но на этого архибездельника
ничто не действует. "Грешен, мол, в гордыне, отче, -
говорил он мне, - и клятвы преступал, все, что угодно; но о
чем вы меня спрашиваете - об этом мне нечего сказать". И
знаете, в чем загвоздка, дон Ильдефонсо? - вдруг вырвалось