"Карел Чапек. Обыкновенная жизнь" - читать интересную книгу автора

город мы ходим, как в чужую страну, - город уже не наша территория, и нет у
нас с ним почти ничего общего. Зато вот надпись: "Посторонним вход
воспрещен", - и то, что находится по сю сторону этой надписи,- только для
нас; вы же, прочие, скажите спасибо, что мы пускаем вас на перрон и в
вагоны. Вы-то не можете повесить у входа в город надпись: "Посторонним вход
воспрещен", не дано вам такое обособленное, неприступное царство. Мы -
словно остров, подвешенный на стальных рельсах, и на них нанизаны еще и еще
острова, островки - вот все это наше и отгорожено от прочего мира оградами и
запорами, табличками и запретами.
Обратите-ка внимание: ведь и ходим-то мы по этой своей обособленной
территории совсем не так, как обычные люди - мы двигаемся с важностью и
небрежностью, которые разительно отличаются от вашей суматошной спешки. А
спросите нас о чем - мы слегка склоним голову, как бы удивляясь тому, что к
нам обратилось существо иного мира. Да, ответим мы, поезд номер шестьдесят
два опаздывает на семь минут. Вам хочется знать, о чем разговаривает
дежурный по станции с начальником поезда, высунувшимся из окна служебного
вагона? Вам хочется знать, отчего дежурный, стоявший на перроне, заложив
руки за спину, вдруг повернулся и большими, быстрыми, решительными шагами
направился в канцелярию? Любой замкнутый мир кажется немного таинственным; в
известной мере он сознает это и наслаждается этим с глубоким
удовлетворением.
Вспоминая то время, я вижу эту станцию как бы сверху, словно маленькую,
чистенькую игрушку; вон те кубики - это пакгауз, и ламповая, и блокпосты, и
домики путевых обходчиков; посередине между ними бегут игрушечные рельсы, а
коробочки на них - это вагоны, поезда. Ж-ж-ж - пробегают по игрушечным
рельсам крохотные паровозики. Та маленькая толстая фигурка - начальник
станции, он вышел из вокзала и стал около миниатюрных путей. А другая
фигурка - у нее высокая фуражка и ноги до того напряжены, что чуть не
прогнулись, - это я; синяя фигурка - наш сторож, а та, в блузе, - ламповщик;
все такие милые, симпатичные, и всех отличает такая приятная явственность.
Ж-ж-ж - внимание, идет скорый! Когда я уже пережил это? Ах, да ведь это как
будто я - маленький мальчик в отцовском дворе: воткнуть щепочки в землю -
вот и забор, внутри посыпать чистыми опилками и положить на них несколько
пестрых фасолин - и это будут куры, а самая большая фасолина, крапчатая,-
будет петух. Склоняется мальчик над своим игрушечным двориком, над крохотным
миром своим, и затаив дыхание - до того сосредоточен! - шепотом кличет:
"Цып-цып-цып!.." Только тогда дворик мальчика не мог вместить других людей,
взрослых, - у тех, у каждого, была своя игра, игра в ремесло, в домашнее
хозяйство, в общественные дела; но теперь, когда мы сами стали большими и
серьезными, - все мы играем в одну общую игру - игру в нашу станцию.
Потому-то мы так ее и украсили, чтоб она была еще более - нашей, и еще более
- игрушкой, да, еще и потому. Все связано между собой - даже то, что станция
была замкнутым миром, обнесенным оградой и запретами. Всякий замкнутый мир
становится до некоторой степени игрой; для того и создаем мы обособленные,
только наши, ревниво отгороженные области своих увлечений, чтобы можно было
отдаваться любимой игре.
Игра - вещь серьезная, у нее свои правила, свой обязательный строй.
Игра - это углубленная, нежная или страстная сосредоточенность на чем-то
одном, и только на одном; посему то, к чему мы привязываемся, да будет
изолировано от всего остального, выделено своими правилами, изъято из