"Карел Чапек. Обыкновенная жизнь" - читать интересную книгу автора

медлить трепетно, все не решаться, словно мечтаешь о недоступном. Девица
тоже захвачена целиком, но в ее душе глубже внедрены правила игры; сначала
протягивать только кончики нервных пальцев, высматривать молодого человека
из-за петуний, притворяясь, будто это она просто так. А там выясняется, что
молодой человек был тяжело, страшно, смертельно болен; раз так, то уж можно
по-матерински брать его за руку, уговаривать горячо и нежно: "Вы должны
беречься, вам надо выздороветь... Я так хотела бы помочь вам!" Вот и мостик,
по которому с берега на берег переправляются целые сонмы трогательных,
великодушных, задушевных чувств; потом уже и мостика мало, приходит пора
сжимать друг другу руки, чтоб передавать свои чувства без слов. Постойте,
когда же это было, когда я уже испытывал наслаждение оттого, что меня
ласкали и жалели в моем горе? Ну да, это было, когда матушка поднимала на
руки ревущее дитя - ах ты золотко мое, мой единственный! Если б я теперь
захворал - ходил бы ко мне не старый чиновник, похожий на черного жука и
совсем без шеи, лежал бы я бледный, в жару, а в комнату мою скользнула бы
куколка с заплаканными глазами, а я притворился бы спящим; она же, наклонясь
надо мной, вдруг всхлипнула бы: "Мой единственный, не умирай!" Точь-в-точь,
как тогда матушка. Да и барышне приятно быть как бы маменькой, окружать
другого человека жалостливой заботой; и вот - а глаза у нее полны слез - она
думает: ах, если б он заболел, как бы я за ним ухаживала! Она даже не
подозревает, до чего же тем самым присваивает его себе, до чего хочет его
подчинить, хочет, чтоб он принадлежал ей, чтоб не мог противиться, покорился
бы страшной самоотверженности ее любви.
Мы говорим - любовь, а ведь это целое столпотворенье чувств, их толком
и не распознаешь. Например, есть не только потребность в том, чтоб тебя
жалели, но и потребность производить впечатление. К твоему сведению,
куколка, я - сильный мужчина с темными страстями, сильный и грозный, как
сама жизнь. Ты так чиста и невинна, ты и понятия не имеешь, что это такое. И
в один черный вечер, заслонивший собою все, мужчина начал свою исповедь.
Хочет ли он придать себе весу, или он смиренно раздавлен ангельской чистотой
куколки, которую держит за руку? Не знаю, но рассказать надо все. Прошлые
увлечения. Бесплодная, позорная жизнь в Праге, девки, официантки и прочие
эпизоды. Куколка - ни гугу, только руку свою вырвала и сидит - замерла; бог
весть какое смятение чувств осаждает ее. Ну вот и все, - душа моя теперь
чиста, искуплена; что же скажете вы мне, чистейшая девочка, что ответите? Не
сказала ничего, лишь порывисто, судорожно, как от сильной боли, стиснула мне
руку - и убежала. На другой день - нет как нет куколки за петуниями. Все
кончено; я - грязная, грубая свинья. И снова такая же черная ночь, на
скамеечке под жасминами белеет что-то - куколка там; молодой человек в
высокой фуражке не осмеливается подсесть к ней, просительно что-то бормочет,
она отвернулась - наверное, глаза у нее заплаканы - и освобождает место
рядом. Рука ее как мертвая; ни словечка из куколки не вытянешь,- господи,
что ж теперь делать? Ради бога, умоляю, забудьте, что я вам вчера говорил!
Она резко повернулась ко мне, мы стукнулись лбами (как в тот раз та девочка
с испуганными глазами!), но я все же нашел ее судорожно стиснутые губы.
Кто-то идет по перрону, но теперь уже все равно; куколка берет мою руку,
кладет ее к себе на маленькую, мягкую грудь, прижимает ее чуть ли не с
отчаянием - вот я, вот, и если нельзя без этого - пусть! Нет других женщин,
есть только я; а я не хочу, чтоб ты мог думать о других. Я был вне себя от
раскаяния и любви. Сохрани бог, куколка, не приму я такой жертвы; и вовсе