"Карел Чапек. Обыкновенная жизнь" - читать интересную книгу автора

планы, как бы устроить так, чтоб этого нашего небывалого было побольше. Я
вдруг обнаружил в себе небывалое пристрастие к собственности; мне радостно
быть хозяйственным, экономить, откладывать грошик к грошику,- ведь все это
для нас, и в этом мой долг. И на службе жестче сделались у меня локти - я
изо всех сил пробиваюсь кверху; сослуживцы поглядывают на меня косо, почти
враждебно, они злы и неприязненны, а мне все равно; есть у меня дом, умная
жена, есть свой собственный, интимный мир доверия, симпатии, доброго
настроения, а остальные пусть идут ко всем чертям. Сидишь под золотым нимбом
домашней лампы, глядишь на белые, ласковые руки жены и всласть толкуешь обо
всех этих завистливых, недоброжелательных, бездарных людишках на работе;
они, видишь ли, хотели бы стать на моей дороге... Жена кивает одобрительно и
согласно; с ней можно говорить обо всем, она поймет: знает - все делается
для нас. Здесь чувствуешь себя сильным и добрым. Только... только б она хоть
раз, смятенная и мятущаяся, шепнула мне ночью: "О милый, я так по тебе
тосковала!"
XVI

Позднее я получил хорошую, приятную станцию; я был сравнительно молодым
начальником, но разве не пользовался я отличной репутацией там, наверху?
Возможно, подсобил немного и тесть, не знаю наверное; но я очутился как бы в
родовом имении: вот моя станция, и, когда мы с женой перебрались сюда, я с
глубоким и праздничным удовлетворением почувствовал; наконец-то дошли, вот
мы и на своем месте, и уж, бог даст, на всю жизнь.
Славная была станция, здесь скрещивались почти только пассажирские
линии; и местность красивая - долина с заливными лугами, мельницы
постукивают, а вдали - большие господские леса с охотничьими замками. По
вечерам благоухает на лугах скошенная трава, в каштановых аллеях
поскрипывают господские экипажи. Осенью владельцы лесных угодий съезжаются
на охоту - дамы в лоденовых платьях, господа в охотничьих костюмах,
пятнистые псы, ружья в непромокаемых чехлах. Князь имярек, два-три графа, а
порой и особо высокий гость из какой-нибудь августейшей фамилии. Тогда перед
станцией выстраивались в ожидании коляски с белыми упряжками, - грумы,
лакеи, недвижные, словно аршин проглотили, кучера. Зимой наезжали костлявые
лесничие с усами, пышными, как лисий хвост, и благородные управляющие
владениями, - они время от времени отправлялись в город покутить всласть.
Короче, такая это была станция, на которой все должно было идти безупречно,
как часы; не то что вокзальчик тестя, похожий на украшенное лентами народное
гулянье, а тихая, благопристойная станция, к которой бесшумно подкатывают
скорые, чтобы высадить одного-двух важных господ с кисточками из шерсти
серны на шляпе, где даже кондуктора запирают вагонные двери тихо и учтиво.
Здесь неуместны были бы наивные, болтливые клумбочки старого моего
начальника; у этой станции душа другая - что-то вроде замкового двора; а
посему - да будет здесь строгий порядок, везде - чистый песок, и никакого
тебе кухонного бренчания жизни.
Много пришлось потрудиться, прежде чем я устроил станцию так, как мне
хотелось. До меня то была станция хорошая, но невыразительная; она не имела,
так сказать, своего лица; зато вокруг росли старые, прекрасные деревья, и
тянуло запахами лугов. И из всего этого я сделаю вокзал - чистый, тихий, как
часовня, строгий, как замковый двор. А это сотня мелких проблем - как
наладить службу, переделать порядок вещей, где отвести место для ожидающих