"Карел Чапек. Обыкновенная жизнь" - читать интересную книгу автора

экипажей и тому подобное. Я сделаю свою станцию красивой - и не букетиками,
как мой тесть, а пассажирскими составами, великолепным порядком, точным и
бесшумным движением. Каждая вещь хороша, когда она на своем месте; но место
это - всегда только одно, и не всякому дано найти его. Но тогда вдруг будто
открывается пространство, шире, вольнее, и предметы обретают более четкие
очертания и становятся как-то благороднее; ну вот, теперь в самую точку! Я
строил свою станцию без каменщиков, из того лишь, что тут уже было; и
наступил час, когда я был доволен делом рук своих. Приехал тесть навестить
нас - поднял брови, чуть ли не в изумлении погладил нос. "Что ж, хорошо тут
у тебя", - пробурчал он, беспокойно косясь, - казалось, в эту минуту он не
был уверен, так ли уж нужны его клумбы.
Да, теперь это действительно стала моя станция, впервые в жизни испытал
я ощущение чего-то глубоко моего, личного, полное и доброе ощущение
собственного "я". Жена чувствовала, что я отхожу от нее, что все это я делаю
для себя одного, но она была умна и отпускала меня с улыбкой: иди, иди, там
твое дело, пусть будет у тебя свое, а я уж буду оберегать наше. Ты права,
дорогая, кажется, я стал чуточку чужд тому, что было нашим; я и сам это
чувствую и, может быть, потому так безмерно внимателен к тебе, когда есть
хоть минутка свободного времени, но видишь ведь, сколько работы!
Она смотрит на меня приветливо, по-матерински снисходительно. Иди, иди,
знаю - вы, мужчины, иначе не можете; вы погружаетесь в свое дело, как... как
дети в игру, что ли? Ну да, как ребенок в игру. И все понятно нам без слов,
нет нужды говорить об этом; да, ничего не поделаешь, кое-что из нашего
общего было принесено в жертву тому, что - только мое. Моя работа, мое
честолюбие, моя станция. А она и вздохом не укорит меня, лишь порой сложит
на коленях руки да глядит на меня с ласковой озабоченностью. "Послушай,-
скажет, колеблясь,- может, не надо тебе так уж много работать, в этом ведь
нет нужды..." Я слегка нахмурюсь: откуда тебе знать, сколько всего нужно,
чтоб сделать станцию образцовой! Что бы тебе сказать когда-нибудь: "Молодец,
здорово умеешь работать"; а то все - "береги себя" и такое прочее... В такие
минуты я уходил из дому,- видно, надо мне было вновь и вновь убеждаться в
том, что все в порядке и труды мои не напрасны; и немало времени требовалось
мне всякий раз на то, чтобы снова находить в сделанном мною подлинную
радость.
Но не важно. Все равно это была образцовая станция, люди у меня
тянулись чуть не в струнку - словно в каком-нибудь замке,- такое все было
чистое и четкое. Господа в зеленых шляпах, пожалуй, воображали, что я
стараюсь для них, заглядывали ко мне пожать руку, словно хозяину гостиницы,
который очень, очень угодил им, и дамы в лоденовых платьях дружески и
благодарно мне делали ручкой, даже их пятнистые собаки вежливо вертели
хвостами, когда мимо проходил начальник станции. Эх вы, много чести; я,
знаете ли, все это делаю для себя! Что мне до ваших дурацких гостей из
владетельных домов! По необходимости козыряю и щелкаю каблуками - и будет с
вас. Понимаете ли вы вообще, что такое железная дорога, и такая вот станция,
и порядок, и движение, которое идет так гладко? Мой старый начальник - тот
понимает: его похвала кое-что да значит; это все равно как если б отец мой
провел ладонью по готовой работе: славно сделано. Никто из вас не может
оценить, что такое моя станция и сколько я ей отдал. Даже собственная жена
не понимает, хочет сохранить меня для себя, потому и говорит: "Береги
здоровье". Она самоотверженная, слов нет, она способна принести себя в