"Карел Чапек. Обыкновенная жизнь" - читать интересную книгу автора

жертву человеку, но не большому, великому делу. Теперь вот думает: "Были бы
дети, тогда бы и мой не так зарывался в работу, больше бы дома сидел". И
нате вам, как назло: нет детей. Я-то знаю, чего ты только об этом не
передумала, отсюда твое "как бы ты не переработался", да то, да се, и
кормишь меня, как лесоруба. Я толстею, я стал огромен - а ничего. И сидишь
ты с сухими глазами, уронив на колени шитье - как у матушки моей, только
матушка чуть что - сразу в слезы. Легло это между нами, как брешь, не
поможет - теперь ты сама судорожно льнешь ко мне, но брешь остается. Потом
ты лежишь без сна, и я не сплю, но мы молчим - боимся, вдруг вырвется слово,
что нам чего-то не хватает. Знаю, моя хорошая, есть тут несправедливость: у
меня - работа, станция, мне и достаточно, но не тебе.
И начальник станции, прохаживаясь по перрону, слегка разводит руками:
ну, что поделаешь! Зато хоть станция действительно моя, образцовая, чистая,
работает как точнейшая, обильно смазанная машина. Что делать? В конце концов
именно в работе мужчина больше всего чувствует себя в своей стихии.
XVII

Ну что ж, со временем все улаживается - время ведь величайшая сила
жизни. Жена свыклась, примирилась с тем, что есть; она уже не надеется, что
будут дети,- жена взамен нашла иную миссию. Будто сказала себе: у мужа -
работа, а у меня - муж; он содержит в порядке такое огромное дело - я буду
содержать в порядке его. Изобрела множество мелочей, приписав их, неизвестно
почему моим привычкам и требованиям; вот это блюдо мой любит, а от этого ему
нехорошо; он хочет, чтоб стол был накрыт именно так, а не этак, и чтоб здесь
был приготовлен умывальник с полотенцем, а там чтоб стояли его домашние
туфли; его подушку следует класть так-то, а ночную рубашку именно так, а не
иначе. Мой хочет, чтоб все у него было под рукой, мой привык к определенному
порядку и так далее. И вот прихожу я домой и тотчас попадаю в плен
размеренного строя моих привычек; выдумала их она, но я обязан подчиняться
им, чтоб не обмануть ее воображения, будто я так хочу. Сам не зная как, я
втягиваюсь в эту систему привычек, уготованных мне, невольно начинаю
чувствовать себя ужасно важным и полным достоинства, потому что моя особа -
центр всего, и я удивленно поднял бы брови, если б домашние туфли ожидали
меня на пядь в стороне от обычного места. Я сознаю: жена завладевает мною
через эти привычки, и чем далее, тем более она меня ими связывает. Я
поддаюсь охотно, - во-первых, это удобно, а во-вторых, в общем, льстит моему
самоуважению. А скорее всего я понемногу старею, потому что мне удобно и
хорошо с этими привычками, как дома.
А жену радует, что она так царит в бельэтаже вокзального здания, за
окнами, заставленными белыми петуниями. У каждого дня - свой, раз навсегда
определенный, почти священный распорядок; я уже наизусть изучил все эти
мелкие, каждодневные, приятные звуки. Вот тихонько встает жена, накидывает
халат и на цыпочках уходит в кухню. Там уже заворчала кофейная мельничка,
шепотом отдаются распоряжения, чьи-то руки бесшумно вешают мой вычищенный
костюм на спинку стула; а я послушно прикидываюсь спящим - до той минуты,
когда войдет жена, уже причесанная, красивая, и поднимет жалюзи. Если б я
открыл глаза чуть раньше, она огорчилась бы: "Я тебя разбудила?" И так день
за днем, год за годом; все это вместе называется "мой порядок", но сотворила
его она и зорко следит за его исполнением; она госпожа в доме, но все
делается ради меня - так у нас все поделено честно, по-супружески. Я, в