"Джон Чивер. Скандал в семействе Уопшотов" - читать интересную книгу автора

различить в окнах квартиры Хестингсов, как мистер Хестингс украшает елку.
Мистер Хестингс стоял на стремянке, а жена и дети подавали ему елочные
игрушки и советовали, куда их повесить. Потом он вдруг нагнулся и
поцеловал жену. Это он расчувствовался, оттого что праздник и метель,
подумал мистер Джоуит и почувствовал себя счастливым. Казалось, счастье
было повсюду - и в лавках и в домах. Старый пес по кличке Трей,
преисполненный счастья, трусил по улице домой, и мистер Джоуит с любовью
подумал о сент-ботолфских собаках. В городе были умные собаки, глупые
собаки, кровожадные и вороватые собаки, и, когда они носились между
веревками, на которых было развешано белье, опрокидывали мусорные ведра,
кусали почтальона и нарушали сон праведников, они казались дипломатами и
эмиссарами. Их озорство как бы сплачивало поселок.
Последние покупатели шли домой, неся пару рукавиц для истопника, брошку
для бабушки или набитого опилками медвежонка для маленькой Абигайл. Как и
старый пес Трей, все спешили домой, и у всех был дом, куда можно было
спешить. Такого городка, как наш, небось на всей земле не сыщешь, думал
мистер Джоуит. Он никогда не испытывал особого желания попутешествовать,
хотя и имел раз в году бесплатный билет. Он знал, что в Сент-Ботолфсе, как
в любом другом месте, есть свои сплетницы и свои склочницы, свои воры и
свои сутенеры, но, как и все прочие жители городка, старался скрыть все
это под лоском внешних приличий, и это было вовсе не лицемерие, а просто
манера поведения. В этот час почти весь Сент-Ботолфс украшал елки.
Конечно, никому из жителей никогда не приходило в голову задуматься, каков
друидический смысл обычая в день зимнего солнцестояния приносить из лесу в
дом зеленое деревце; но в то время, о котором я пишу, они относились к
своим рождественским елкам с гораздо большим (хотя и бессознательным)
уважением, чем теперь. А когда елки с запутавшимися кое-где нитями мишуры
становились не нужны, их не выбрасывали в мусорные ящики и не сжигали во
рву у железнодорожных путей. Мужчины и мальчики торжественно устраивали из
них костер на заднем дворе, восхищаясь языками пламени и смолистым запахом
дыма. Тогда не говорили, как сейчас, что у Тримейнов елка облезлая, что у
елки Уопшотов посередине проплешина, что елка у Хестингсов - какой-то
обрубок, а у Гилфойлов, наверно, денежные затруднения, так как они за свою
елку заплатили всего пятьдесят центов. Фейерверки, соперничество и
пренебрежение сложными символами - все это появилось, но появилось позже.
Освещение в те времена, о которых я пишу, было скудное и примитивное, а
елочные игрушки переходили из поколения в поколение, как столовое серебро,
и к ним прикасались с уважением, словно к праху предков. Эти украшения
были, конечно, уже потрепанные и ломаные - бесхвостые птицы, колокольчики
без язычков и ангелы, иногда с оторванными крыльями. Люди, выполнявшие
торжественный обряд украшения елки, были одеты по-старомодному. Мужчины
все были в брюках, а женщины - в юбках, кроме разве что миссис Уилстон,
вдовы, и Элби Хупера, странствующего плотника: они вот уже двое суток пили
виски и ходили голые.
На замерзшем пруду у северной окраины городка - он назывался Пасторский
пруд - два мальчика старались расчистить ледяное поле, чтобы завтра утром
можно было сыграть в хоккей. Они катались взад и вперед на коньках, толкая
перед собой лопаты для угля. Задача была явно невыполнимая. Оба мальчика,
при всем своем рвении, прекрасно это понимали и все же, сами не зная
почему, продолжали скользить взад и вперед, то приближаясь к реву водопада